своем людей нерешительных и тяжелодумов, писцы забыли про старика и продолжали завтракать, шумно, как лошади, перемалывая челюстями пищу.
– Что ж, сударь, я зайду нынче вечером, – произнес старик, который с настойчивостью, присущей всем несчастным, хотел вывести лжецов на чистую воду.
Единственный вид мщения, доступный обездоленным, – поймать правосудие и благотворительность на недостойных увертках. Изобличив неправедное общество, бедняк спешит обратиться к богу.
– Ну и упрямая же башка! – воскликнул Симонен, не дожидаясь, когда за стариком захлопнется дверь.
– Его как будто из могилы вырыли, – вставил один из писцов.
– Вероятно, это какой-нибудь бывший полковник, хлопочет о пенсии, – сказал письмоводитель.
– Ничего подобного, он просто бывший привратник, – возразил Годешаль.
– Хотите пари, что он из благородных? – воскликнул Букар.
– Бьюсь об заклад, что швейцар, – заявил Годешаль. – Одни только отставные швейцары самой природой предназначены носить такие потрепанные, засаленные шинели с разодранными полами. Видели, какие у этого старика стоптанные, дырявые сапоги? А галстук? Галстук у него вместо рубашки. Да он наверняка под мостами ночует.
– Можно быть дворянином и отворять двери жильцам, – воскликнул Дерош. – Случается ведь!
– Нет, – возразил Букар среди дружного смеха, – бьюсь об заклад, что в тысяча семьсот восемьдесят девятом году он был пивоваром, а при Республике – полковником.
– Что ж, если он когда-нибудь был военным, я проиграл пари и поведу вас всех на какое-нибудь представление.
– Ладно, – ответил Букар.
– Сударь, сударь! – закричал юный Симонен, распахивая окошко.
– Что ты там опять затеял, Симонен? – спросил Букар.
– Я позвал его, чтобы спросить, полковник он или привратник. Пускай сам скажет.
Писцы так и покатились со смеху. Тем временем старик уже поднимался по лестнице.
– А что мы ему скажем? – воскликнул Годешаль.
– Предоставьте это мне! – заявил Букар.
Несчастный старик робко вошел в комнату, не поднимая головы, чтобы при виде еды не выдать себя голодным блеском глаз.
– Сударь, – обратился к нему Букар, – не сообщите ли вы нам вашу фамилию на тот случай, если патрон пожелает узнать…
– Шабер.
– Шабер? Уж не тот ли полковник, что был убит при Эйлау? – осведомился Гюре, которому не терпелось тоже сострить.
– Он самый, сударь, – ответил старик с величавой простотой.
И он вышел из конторы.
– Выиграл!
– Ну и умора!
– Уфф!
– О!
– А!
– Бум!
