вы все боитесь смерти… – криво усмехнулась Надежда, отпивая еще коньяку. – А ведь это не самое страшное в нашей жизни. Врубаешься, Дениска? Быть преданным – вот что самое страшное.
Дэн обратил внимание, что бутылка была уже наполовину опорожнена. Может, ему повезет, и она попросту отрубится? Тем более зэчка хлестала выпивку натощак – два укуса груши не в счет.
– Я больше не хочу слышать твое нытье, – продолжала женщина. – Повторяю, все решится, когда я получу от твоего брата бутылку.
– Да что ж это за бутылка такая волшебная? – пробормотал Дэн.
«Эта вещица… довольно необычная», – вдруг вспомнил он слова Андрея.
– Именно, волшебная, – вдруг просияла Надежда. – Читал Хоттабыча? Или про лампу Аладдина?
Самохин непонимающе глядел на нее.
– Конечно, читал. В детстве.
– Ладно, не бери в голову.
Несколько минут они сидели молча. На желтоватом лице Надежды проклевывались багровые пятна – видимо, сказывалось действие алкоголя.
– Она… эта бутылка, так важна для вас? – как можно спокойней поинтересовался Дэн.
Надежда подняла на него туманный взгляд.
– Ты знаешь, зачем я свинтила из зоны? – вместо ответа спросила она.
– Нет.
– Я хочу увидеть своего сына.
Дэн кашлянул, вспоминая увиденную им передачу по НТВ об уголовнице. О странной гибели ее сына и мужа.
– А разве…
– Знаю, о чем ты думаешь, Дениска. Мол, что я убила свою семью, так? Об этом ведь по всей стране журнашлюхи трубили.
«Мне вообще-то фиолетово», – подумал Дэн.
– Только я никого не убивала, – тихо промолвила она. – Ну, кроме охранника на зоне… Но у меня были основания. Меня поняла бы любая мать.
Еще один глоток.
– Скажи честно, Дениска. Я похожа на убийцу?
– Честно? – Самохин снова шмыгнул расквашенным носом. – Если честно, то да.
Надежда хохотнула:
– Я не ожидала от тебя другого ответа. Но все равно благодарю за честность.
– Я бы еще кое-что добавил, – осторожно сказал Дэн. – Если позволите. По вашим разговорам… ну, я имею в виду, что вы не похожи на уголовницу. У вас хорошо поставлена речь, в общем.
– Ты правильно заметил, – закивала Надежда, словно была польщена неуклюжим комплиментом заложника. – Я много читала, даже в застенках. И я всегда старалась дистанцироваться от блатной жизни. Меня бесит тюремный жаргон. Никогда не подчинялась законам зоны. Слава богу, у меня была сила постоять за себя. Тем более у меня была цель. Мой сын.
– Значит, ваш сын жив? И вы невиновны?
Помедлив, уголовница сказала, глядя в сторону:
– Перед законом – нет. Перед богом – да.
– Понятно, – сказал отсутствующим голосом Дэн. Очевидно, Надежда почувствовала равнодушие в его интонации.
– Ничего ты не
