вернулась в аудиторию, бросила в пакет тетрадь и ручку, схватила сумочку и, помахав на прощание всем рукой «бай-бай, бэби!», ушла. Демонстративно, не торопясь, она прошла мимо преподавателя в тот самый момент, когда зазвенел звонок. Даниил Федорович Соколов ее не окликнул.
– Паша, у меня еще две пары сегодня, – Екатерина Николаевна чуть слышно вздохнула, как будто взяла паузу, и продолжила, – я вернусь поздно…, – она послушала, что ей сказали в трубку, лицо у нее приняло виноватое выражение, и она заторопилась, – конечно, ужин готов, картошка и котлеты, разогреть только, и салат в холодильнике, – еще молчаливое слушание и чуть укоризненно, – Паша, ну что ты будешь сидеть голодный? Я даже на сковородку все положила – только газ включить и подогреть…. Паша, алло, Паша?…
Екатерина Николаевна неловко, даже воровато, оглянулась: не слышал ли кто, как она разговаривала, ей совершенно не хотелось, чтобы коллеги догадались, что ее муж просто бросил трубку. Но в преподавательской все занимались своими делами: Алевтина Владимировна читала последний номер журнала «Музей», Светочка сосредоточенно колотила по клавишам старенького компьютера, Даниил Федорович что-то чертил в своей записной книжке, а Алексей Геннадьевич, улыбаясь, читал чью-то курсовую. Это был ее коллектив, ее коллеги, ее приятели, но им вовсе необязательно знать, что ее муж не желает сам подогревать себе ужин, поскольку считает, что жена должна сидеть дома, поджидая мужа и держа ужин «на пару». И никто не виноват, что в университете вынужденный ремонт и почти половина аудиторий, залитая прорвавшимися трубами, пока не может использоваться: вот и приходится работать в две смены – когда-то с утра до трех, а когда-то с обеда до восьми, а то и девяти вечера – по очереди. Никто не виноват, но жена должна быть дома. Екатерина Николаевна еще раз украдкой вздохнула и глянула на часы – до конца перерыва оставалось чуть меньше пяти минут.
– Дорогие коллеги, – неожиданно громко провозгласил Даниил Федорович, – предлагаю сегодня пожалеть бедных студентов и отпустить их на полчаса раньше, – он улыбнулся, увидев веселые взгляды присутствующих, – надо бы отметить мое возвращение…, – он театрально развел руками, – нарезка и конфеты уже закуплены, а вино настоящее из Парижу. Алевтина Владимировна, не возражаете?
Алевтина Владимировна, заведующая кафедрой, совсем не возражала. А коллеги обрадовались. Во-первых, все любили Даниила Федоровича, «Данилу-мастера», как его здесь называли в отсутствии студентов. Передвинуть столы или перевесить книжную полку, исправить розетку или зависший компьютер, открыть заклинивший замок, завинтить разболтавшиеся гайки на стульях, поменять лампочку и прочая, прочая, прочая… со всем этим они обращались к нему: тридцатидвухлетнему кандидату исторических наук, спортсмену, красавцу, гитаристу и… прочая, прочая, прочая…. Даниил Федорович никогда никому не отказывал, более того, все просьбы он выполнял весело и охотно,
