зрительного зала – открыв дверцу и высветив себя.
Тишина.
– Может, за фельдшером съездить, а? Александр Ильич! Волки, если попадает лапа в капкан, ее себе отгрызают.
Николай Иванович совсем позабыл о чайнике, а на приборной доске стрелки флюоресцентных часов торопили: скоро опустеют полотна Отто Дикса, сошедшим с них даешь оливковые таксомоторы!
– Ну так я за фельдшером.
И уехал.
По дороге в «Адлер», где обычно останавливались советские товарищи, Николай Иванович искушал себя: появиться в четверг как ни в чем не бывало у Ашеров? Побеседует с хозяином. «Давыд Федорович, ваши немцы называют “Фауста” “Маргаритой”». – «Если б Гуно написал “Войну и мир”, ее в России просто бы не ставили». – «Опера “Война и мир”? Ария Кутузова? Забавно». Воздаст должное милльфёю. «Вы, Маргарита Сауловна, ни дня без строчки».
Как бы держался Урываев? А Кошмарик? Для них единственный выход: понятия ни о чем не иметь. Было темно, не было лиц. А на маскараде все можно – и им, и ему. Да, мы знаем, что ты знаешь, что мы знаем, что ты знаешь… Как будто угодил в анфиладу зеркал, mise en abyme[6]. Неосторожное словечко, неосторожное движение, и зеркало вдребезги. Уличили себя.
Лилия Давыдовна, Лилия Долин… Завтрашнюю ночь еще таксёрит, а с четверга снова «харонит». Возьмет и придет вечером. Что, выставят?
В шоферском кожаном кепи, делавшим его невидимкой в глазах гинденбургоподобных швейцаров, Николай Иванович направился в рецепцию: ему поручено передать фильм-продуценту Васильевскому…
Консьерж опускает глаза, переводит взгляд на «решето» с ключами.
– Он у себя. Я вас соединю.
Берг вошел в кабинку. Раздался звонок.
– Алло, Родион Родионович…
– Сейчас дам его («Родя, тебя…»).
– Да.
– Добрый вечер, Родион Родионович.
– Добрый. Кто это?
– У меня для вас пакет.
– Что за пакет?
– Я вам все объясню. Да вы сами увидите.
– Хорошо, поднимайтесь.
– Понимаете, я в коляске.
– Ладно, сейчас буду.
Васильевский вышел без галстука. Выйдя из лифта, принялся искать глазами инвалидное кресло. (Николай Иванович дебютировал в жизнетворчестве на сходном материале, с привлечением ребенка-калеки. Цель: маленькое, но едкое недоразумение.)
Николай Иванович окликнул Васильевского.
– Вы? – удивился тот. – А где же обещанная коляска?
– Она снаружи. С девяти до шести я развожу в ней инвалидов… Учтите, у вас номер на двоих, а подарок у меня исключительно для вас. Держите?
– Что это?
– Разверните. Из почтения к вам я специально завернул в настоящую газету, не в эмигрантскую.
Тот, развернув:
– Ну
Помещение в бездну
