все-таки всех побеждал: он в продолжение 18 лет был могучим властелином, презрительно попиравшим ненавистников, и преданным другом государыни, получившей за свой ум и талант название “Великой”. И эту дружбу, влиявшую не только на отечественные дела, но и на европейские и лишь изредка затемнявшуюся мимолетными вспышками недовольства, было бы слишком односторонне и несправедливо объяснять одними личными искательствами, а не способностями и несомненными дарованиями князя.
В несколько месяцев на нового счастливца пролились необычайные милости. Кажется, ни один из известных в истории повелителей не расплачивался так щедро и так роскошно за оказанные услуги, как Екатерина, раздавшая своим приближенным сотни тысяч крестьян, между тем, как с начала царствования она лелеяла, по крайней мере в письмах к корифеям западной мысли и науки, мечты о снятии тягостей рабства на родине. И львиная часть этих щедрот государыни выпала на долю Потемкина, добившегося, наконец, того, что было предметом его давнишних мечтаний.
По приезде в столицу Потемкин через Григория Орлова, не утратившего добрых отношений с Екатериной, но уже не имевшего прежней к ней близости, свиделся с государыней. Вероятно, Орлов, думавший еще о возвращении к себе прежней благосклонности государыни, не полагал, что устроенное им свидание приведет к роковым последствиям. Об отношении этих двух временщиков ходило много рассказов. Так, говорили, например, что Потемкин однажды поднимался по дворцовой лестнице, направляясь к государыне, а Григорий Орлов спускался по той же лестнице, возвращаясь домой. Потемкин, смущенный этой встречей, обратился к своему предшественнику с приветствием и, не зная, что сказать, спросил его:
– Что нового при дворе?
– Ничего, – ответил холодно Орлов, – только вы поднимаетесь, а я иду вниз.
Потемкин, добившись представления Екатерине, придерживался в своих личных делах правила “ковать железо, пока горячо”, и уже в феврале, поощренный приветливым отношением государыни, сам обратился к ней с просьбой о пожаловании генерал-адъютантом.
“Сие не будет никому в обиду, – закончил Потемкин свою просьбу, – а я приму за верх моего счастья, тем паче, что находясь под особливым покровительством Вашим, удостоюсь принимать премудрые повеления Ваши и, вникая в оные, сделаюсь вяще способным к службе Вашей и Отечества”.
Свершилось! И уже 1 марта 1774 года Екатерина сообщала Бибикову о назначении его друга Потемкина генерал-адъютантом. Она заканчивала это письмо следующим образом: “Глядя на него (Потемкина) веселюсь, что хоть одного человека совершенно довольного около себя вижу”.
Каждое восхождение новой звезды над троном, как мы уже сказали выше, составляло в глазах придворных событие огромной государственной важности. Оно являлось таким и для представителей иностранных государств, так как облеченный доверенностью временщик мог своим
