силой вертушки. Подобные вертушки виртуально конструируют для всяких научно-популярных передач для школьников, пытаясь проиллюстрировать понятие «Большого взрыва». То есть, как оценило ситуацию неспящее сознание, Лора попросту очутилась в эпицентре Big Bang. Больше того, она как бы сама ИМ и была. Ощущение было таким захватывающе острым, наполненным такой радостной силой и первозданной мощью, а главное, таким реальным и естественным, что она на мгновение почувствовала себя НАЧАЛОМ ВСЕГО, той самой точкой, из которой родилась Вселенная. Она пульсировала, взрывалась и изрыгала из себя Вселенную, находясь при этом в абсолютном космическом покое, во времени, когда еще не было ВРЕМЕНИ, в пространстве, которое было НИЧЕМ. Она была бесконечно мала и бесконечно велика. От нее зависело ВСЕ и НИЧЕГО. Масштаб был от МИНУС бесконечности – до ПЛЮС бесконечности.
В следующее мгновение Лора рассыпалась на мириады звезд, солнц и планет. Ее тряхнуло с такой силой, что, казалось, оборвались все внутренности. Она открыла глаза и нашла себя на холодном мозаичном полу, бьющейся в оргазмических конвульсиях, не сравнимых по силе ни с чем, что она испытала в своей жизни до этого момента. Глаз она обнаружила висящим под потолком и внимательно за ней наблюдающим.
– Это была Инициация № 1, – прокомментировал он и запорхал прекрасной бабочкой перед ее изумленным взором.
Глава 2
Агата
Ее, способную вообразить невообразимое, мучила скудость собственного воображения. Ей хватало воображения понимать всю непомерность невообразимого. Несмотря на то что любой волосок на ее теле был более чувствителен, чем целый мозг среднестатистического человека. Полное отсутствие воображения у «среднестатистического» было аберрацией природы, как это ни парадоксально. Как правило, подчеркнутое полным научным, а порой и просто житейским невежеством. Да и в так называемых «научных кругах», в которых она существовала, знание предмета было ограничено очень тесными, сугубо профессиональными рамками – этакие узкоколейки в головах. Не было не то что представления о целом, но раздробленность знаний делало бессмысленным само понятие знания. Ну как можно изучать, например, человеческую ресничку, не понимая, что она не одна, а их много и обрамляют они на лице целых два глаза, принадлежащих индивиду, о существовании которого исследователь ресницы имеет самое смутное представление.
В голове Агаты сами по себе вспыхивали островки образов, оформлявшиеся в мысли и слова, казалось бы, не имеющие к ней непосредственного отношения. Она удивлялась им и непроизвольно произносила вслух фразы, произведенные ее мозгом, но абсолютно ей незнакомые, как если бы читала впервые увиденный текст.
Как же несвободны и ограничены люди науки, пытающиеся объяснить необъяснимое известными им законами. Даже она, Агата, которая считалась избранной – неким проводником знаний, как бы полученных неизвестно откуда, – только в редкие минуты могла учуять что-то важное, интуитивным, практически звериным, чтобы
