к ней в руки, и в своем воображении уже услышала слова: «Позвольте представить вам миссис Джозеф Пиластер, супругу старшего партнера Банка Пиластеров…»
Сэмюэл помедлил, затем продолжил с явной неприязнью в голосе:
– Ну что ж, превосходно. Я сообщу остальным, что не намерен становиться старшим партнером, после того как мой отец подаст в отставку.
Августа едва сдержала улыбку превосходства. Она победила. Чтобы сдержать свой восторг, ей пришлось даже немного отвернуться.
– Наслаждайтесь своей победой, – горько сказал Сэмюэл. – Но помните, Августа, что у всех есть свои тайны, даже у вас. Настанет день, когда некто точно так же воспользуется вашими тайнами, и тогда вы вспомните, как поступили со мной.
Августа удивилась. На что он намекает? Перед ее внутренним взором без всякой причины всплыло лицо Мики Миранды, но она поспешила развеять это видение.
– У меня нет ничего, чего можно было бы стыдиться.
– Неужели?
– Нет! – выпалила она, но уже не так уверенно.
Он как-то по-особенному взглянул на нее.
– Вчера я встречался с одним молодым юристом по имени Дэвид Миддлтон.
Какое-то мгновение она еще не понимала.
– Я должна знать его?
Это имя показалось ей смутно знакомым.
– Вы виделись с ним однажды, семь лет назад, на судебном расследовании.
Августа вдруг вся похолодела. Миддлтон – так звали школьника, который утонул.
– Дэвид Миддлтон полагает, что его брата Питера убили. И что убил его Эдвард, – продолжил Сэмюэл.
Ноги Августы едва не подкосились, ей захотелось присесть, но нельзя было показать Сэмюэлу, что его слова ее ошеломили.
– Отчего же сейчас, когда прошло семь лет, он намерен разворошить прошлое ради какого-то скандала?
– Он сказал, что всегда сомневался в результатах расследования, но молчал из нежелания причинить еще большие страдания своим родителям. Но мать его скончалась вскоре после гибели Питера, а отец умер в этом году.
– Почему он обратился к вам, а не ко мне?
– Он член моего клуба. Он прочел несколько раз записи свидетельских показаний и утверждает, что были еще свидетели, которых никто не допрашивал.
«Да, так и есть, – в волнении подумала Августа. – Был этот несносный Хью Пиластер; потом мальчишка из Южной Америки – Тони, или как там его звали; и еще третий школьник, оставшийся неузнанным». Если Дэвид Миддлтон расспросит одного из них, то вся ужасная история выплывет на свет.
– С вашей точки зрения, конечно, жаль, что коронер так долго расспрашивал и рассуждал о героизме Эдварда, – задумчиво продолжал Сэмюэл. – Это порождало подозрения. Все, кто хорошо его знал, скорее поверили бы в то, что Эдвард нерешительно стоял на берегу пруда и смотрел, как тонет парень. Все, кто хотя бы раз с ним общался, знали, что он и улицы не перейдет ради помощи кому-то другому,
