отец Сергий, браво!!
– Прекрасно!
Кто-то даже зааплодировал, ибо все пули легли прямо в центр черного круга.
Кременецкий сам пошел, чтобы удостовериться, после чего перед солдатским строем произнес краткую речь:
– Что я могу сказать, отец Сергий нас восхитил. Да, крепость веры – твердость руки, и результат очевиден. Это и есть для всех достойный пример.
Мне неловко, я смущен и растроган всеобщим вниманием.
И на стрельбище, и со стрельбища роты ходят пешим строем и непременно с песней. Лучше всех пела первая рота, в которой служил рядовой Корчик.
– Вот гармоники нет, а то мы бы еще и не так спели!
Когда в зале дворянского собрания выставили для всеобщего обозрения картину «Болгарские мученицы», все офицеры полка ходили смотреть. Я видел, как подполковник Кременецкий плакал. И не только он. Художественное полотно было потрясающим.
V
У штабс-капитана Мирановича отменное настроение. Месяц назад ему жена родила сына. В крещении участвовал весь полк. После крещения офицеры несли Мирановича до самого дома на руках под громогласное «ура». Впереди вышагивал, высоко подняв вверх расписной ночной горшок, в котором плескалось нечто подозрительное, командир второй роты штабс-капитан Иван Соколовский, большой шутник и выдумщик. Этот горшок он, в свою очередь, получил несколько лет назад из рук нынешнего начальника штаба полка майора Леонида Лещинского. Сам майор гордился тем, что его род имел глубинное начало. Его далекий прапрадед был псаломщиком в Лещинской церкви в древнем Пинске. И фамилию свою вписал он в церковную книгу как Лещинский. С тем и пожаловал на свет его большой и ветвистый род. Когда у майора родился сын, то за офицерским столом Соколовский пустил по кругу расписной глиняный ночной горшок, полный ячменного пива с двумя плававшими в этой самой желтоватого цвета жидкости колбасками. Совсем не респектабельного, я вам скажу, вида содержимое. Никто не мог сообразить, что же на самом деле там было налито и что в том налитом плавало. Кое-кто даже брезгливо поморщился. И когда Соколовский, отхлебнув из горшка, закусил колбаской, поднялся невероятный шум, восторг: «Браво! Браво!» Все отдавали должное такому остроумию. Горшок был осушен вмиг, колбаски съедены. Затем в горшок уже наливалось вино, количество которого не измерялось.
– Балагуры, известное дело, – резюмировал господин Кременецкий, который в силу своего служебного и семейного положения старался избегать таких вечеринок, где холостяки предавались винопитию, самозабвенно исполняя романсы под перезвон гитар.
В семье Лещинского горшок хранился до той поры, пока у самого Соколовского не родилась дочь. Теперь этот горшок, ставший своеобразным полковым символом семейного счастья, несли впереди Мирановича, в семье которого ему придется ожидать следующего счастливца.
Все эти дни штабс-капитан на седьмом небе от счастья.
– Ваше преподобие, вы не изволили принять мое предложение?
