Все шло хорошо, пока в один из рабочих дней трелёвочник своим огромным плугом не зацепил деревянный накат старого немецкого блиндажа времен войны. Гонимый любопытством Семен Морозов влез в тот блиндаж и обнаружил древний немецкий трофейный склад с обмундированием и вином. Переодевшись тогда в фашистскую униформу, он с напарником, забросив работу, стал одну за другой опустошать трофейные бутылки, наполняя свой организм выдержанным со времен войны вином.
Три дня гулял Семен на лесной поляне, пока его жена Анька не заявила в полицию о пропаже мужа. На поиски бесследно исчезнувших селян бросились всем миром. На четвертые сутки, приехавший на место участковый с тремя полицейскийами, обнаружил около сгинувшего трелёвочника, двух пьяных «немцев», которые лежали пластом в груде пустых бутылок. Сквозь пьяный туман Семен вдруг увидел лицо майора Бубу, (так в народе звали местного участкового), приоткрыв свои опухшие от трехдневного пьянства глаза, он приветственно поднял свою руку, как в кино про немцев и пробубнил:
– Гутенморген, гер официр!!! Хайль Гильтер!!!
И туже в пьяном угаре свалился на траву, окончательно потеряв оставшееся в голове русское сознание. Так, с тех самых пор, Семен Морозов в одночасье стал для сельчан Семеном Гутенморгеном, а жители села Горемыкино настолько полюбили его новое прозвище, что уже через год собирались номинировать его на титул «национального героя России».
Утопив ладонь в панель серебристого шара, он почувствовал, как «тазик» приподнялся еще выше. Сердце его затрепетало в груди, словно это был приговоренный к смерти петух, попавший в руки вооруженного топором хозяина. Восхищаясь возможностям внеземной техники с высоты птичьего полета удивленный Семен созерцал все Горемыкино. Слегка провернув шар, он почувствовал, как «тазик» послушно стал набирать скорость, перемещаясь по воле его руки и мысли. Освоив технику пилотирования, Семен, словно Валерий Чкалов, начал выделывать в воздухе такие пируэты, что любой заслуженный летчик—испытатель в тот миг, поседел бы от страха, а находящийся в легком опьянении Гутенморген лишь радостно цокал языком, да крутил шар, то вправо, то влево, распевая себе под нос:
– Мы летим на последнем крыле. Мы летим, затерявшись во мгле. Хвост горит, нос разбит и тарелка горит. А мы летим на честном слове и на одном крыле!
«Тазик» то пикировал к земле, то свечей взмывал вверх, то несся над Горемыкином, словно угорелый, пока снова не плюхнулся в огород Канонихи, и именно на то самое место, откуда его трактором вытащил Коля Шумахер.
Как ни старался Семен вновь поднять неземную машину, ничего у него не получалось – «таз» словно прилип к земле. Стеклянный купол вновь закрылся, а все линии на нем и иероглифы ту же потухли.
Выполз Гутенморген из «таза» на четырех конечностях. От таких необычайно экстремальных полетов его настолько укачало, что казалось земля просто уходит из—под ног. Так и пополз Семен
