дождевые струи, создавая неповторимый узор, такой простой и прекрасный. Казалось, будто в каждой капле воды был заключен свой особенный мир. По стенке его бокала тоже стекала капля – капля красного вина, но она была совсем другой. В ней было пьянящее тепло… а в дождинках – холодная чистота. Но все они, текучие и изменчивые, скатывались куда-то, неизбежно теряя свои очертания, сливаясь друг с другом или пропадая в неизвестности… «Как сложен мир», – подумал Ренар. (Что, естественно, показалось ему оригинальной мыслью.)
– Что же вы молчите, мсье? – лукаво проговорила дама. – Вы стали пленником дождя и моим… И вам придется поддерживать беседу.
Она внезапно стала серьезной и посмотрела ему прямо в глаза, словно пытаясь проникнуть в душу.
– Вы не любите трагической поэзии… Значит ли это, что вы поверхностны? Или боитесь боли? Что же вы любите?
– Боюсь? – повторил Ренар, задумавшись над этой мыслью. И, как будто отвергая ее, мотнул головой: – Едва ли. Я просто думаю: зачем читать о том, чего и так достаточно в жизни, и грустить лишний раз? Не надо думать о плохом – и тогда это не сбудется… Лучше, если и читать, то что-нибудь полезное… философское, например. Или легкое, чтобы просто отдохнуть.
– Зачем грустить лишний раз? Но ведь трагедия несет в себе высокое просветление, а слезы очищают душу. Прекрасное – всегда печально, хотя бы потому, что напоминает о том, насколько преходяще все в жизни… и сама жизнь. Сильные чувства несовместимы с чувством самосохранения. Месье Ренар, вы просто пытаетесь спрятаться от правды…
Дама внезапно замолчала, словно устыдившись своей горячности. «Что это я, право? – подумала она. – В конце концов, какое мне дело до его литературных пристрастий?»
Она посмотрела на его открытое молодое лицо, слегка раскрасневшееся от вина и каминного тепла, и грустно улыбнулась одними глазами.
«Что привело его ко мне? – подумала она. – Зачем он пришел?» И, вздохнув, произнесла:
– Давайте лучше вести светскую беседу.
– Прятаться? О нет… Вы меня не так поняли. Я не прячусь. Я знаю и эту сторону жизни, я достаточно трезв, чтобы замечать не только светлые тона. Но зачем же сосредотачиваться на том, что темно и мрачно? Нужно видеть все цвета жизни.
Ренару казалось, что его неправильно понимают: его веру в добро, видимо, сочли наивным оптимизмом.
– Я не буду спорить с вами, мой мальчик. Тем более что вы… не совсем верно понимаете меня. Жизнь страшна и прекрасна. И настоящее искусство говорит об этом. А легкое чтение – это всего лишь забава.
Дама взглянула в окно.
– А дождик, кажется, кончается, – сказала она с надеждой.
– Да, это забава. Которая помогает на секунду отвлечься… и забыть. Не найти утешение, а ненадолго перестать думать о том, что тебя мучит, – сказал Ренар, и в глазах его на мгновение промелькнула какая-то тень. – Боль можно пережить, но забыть о ней трудно. Книги помогают сделать
