всё же задушил меня, и я скончался. Летающие обезьяны, безумные кулинары, исчезающие чернокнижники, вонючий гамак и кругом на сотни миль одна вода. Моё персональное чистилище.
Стараясь не забивать голову, я наскоро соорудил бутерброд и, запивая водой, оглядел камбуз. На исцарапанном полу в углу сгрудились бочки. На них, рядами до самого потолка, возвышались запечатанные пыльные бутыли. А еще выше, на балках, привязанные верёвками, качались пучки сухой травы. Кое-где уже затянутые паутиной. Из узких окошек едва пробивался свет, отражаясь от надраенных сковород и кастрюль, свисающих с длинной решётки во всю стену. С другой стороны, под столом укрывались мешки и коробки. Над ними висели полки с приправами и посудой, между которой притулилась незаметная книга в чёрном переплете. Наверное, она и есть – дядино хранилище рецептов.
Поставив чашку с водой на стол, я аккуратно снял кулинарные записи. Тяжёлые! Неужели на свете столько рецептов? Может, это что-то другое? В ответ на немой вопрос на обложке проступили кроваво-красные буквы: «Собственность мастера Оливье».
Я попытался раскрыть книгу, но она не поддавалась. Положив на стол, я вцепился в обложку, стараясь хотя бы оторвать ее от страниц. Даже не сдвинулась. Я уже хотел сходить к дяде и спросить, что делать со склеившейся книгой, но решил напоследок протереть пыльный корешок. Стоило провести ладонью по фолианту и под багровыми буквами появилась тарелка с ножом и вилкой. А рядом тушка василиска, морковь, лук и соль. Пока я не дотронулся до них, изображения оставались тусклыми, но от прикосновения – посинели. Подцепив пальцем василиска, я передвинул его на тарелку. За ним отправил морковь и лук, а уж следом соль. Рисунок вспыхнул красным и погас, растворившись в тёмном фоне обложки. Из книги раздался мерзкий хохот.
– Что за ерунда? – не выдержал я.
Мне никто не ответил.
– Глухонемая, – пробормотал я. – Или тупая.
На чёрной обложке проступил розовый румянец возмущения. Я ухмыльнулся.
– Ага! Тебе не всё равно!
Книга не отреагировала. Тогда я снова коснулся корешка. Опять появилась картинка. Только вместо тарелки рожица со злобным выражением и кулаком, сжатом в угрожающем жесте.
– Чего ты ругаешься, – мягко проговорил я. – Мне главу о троллях почитать бы, и всё. Оливье приказал.
Первая рожа исчезла, и вместо неё появилась другая, с дразнящимся, высунутым языком.
– Не веришь? Или не хочешь?
Проступила следующая физиономия, с надменным лицом и задранным подбородком.
– Так, да? Пойду, мастеру нажалуюсь.
Мордаха закатила глаза и отвернулась.
Бросив книгу на стол, я выскочил из камбуза, зацепившись за мусорную корзину, и чуть не упал. Обернувшись, посмотрел наверх. Дядя стоял на мостике, прислонившись к штурвалу. Обезьяны поднимали большой парус на грот-мачту.
– Сачкуешь,
