мальчика?
– Нет у него родителей, ваше степенство.
Дамочка тряхнула гребнем волос и отрезала:
– Ещё и родителей нет! А у нас нет мест. Вам в другую школу надо определяться.
Она с оскорблённым видом оглядела весь застольный ряд комиссии, и, не встретив ни одного оппозиционного взора, отвернулась в сторону окна.
Мы побрели к выходу, а в коридоре дед громко объявил:
– Всё, мест нету, можно уходить.
То ли себе он это сказал, то ли всем остальным. Но я видел, что это известие взволновало только несколько человек. Другие и ухом не повели.
Дед на улице, отдышавшись, виновато сказал мне:
– Я же на Карла Маркса похож, а не на царя, чего ж они…
– Нет, деда, – ответил я серьёзно, – ты на Маркса не похож. Он лысый и смуглый. Ты похож на генерала.
Всё это надолго деду испортило настроение. На другой день он без меня отправился «на разведку» в школу №12 и принёс какую-то бумажку. Там меня зачислили в первый «в» класс. Двенадцатая была немного подальше, но в другую сторону по Красноармейской улице.
Всё-таки мне было жаль лишаться возможности учиться в самой славной и красивой школе, и я подал деду мысль обратиться за помощью в районный комитет партии. Дед настороженно оглядел меня. Я слышал где-то во дворе, что в трудные минуты жизни стоит пожаловаться в райком, и всё может полегчать. Дед, видимо, так всё и понял, и не стал ворчать на меня и обвинять в «дерзостях». Сказал только сердито: «Никогда не имей дела с райкомами».
– Почему? – спросил я на всякий случай, хотя и догадывался, что есть места, куда лучше не соваться.
– А что, там сидят твои благодетели?
4.
Степан Фёдорович работал в основном дворником. В лучшие времена он устроился у нэпмана убирать участок вокруг конторы, и ещё в зимнее время топить у него в двухэтажном здании две печи и камин. Нэпман был вполне доволен, хорошо вознаграждал за труды, и даже как-то предложил повышение – службу комендантом, конторщиком или хоть курьером, – на выбор. При этом, правда, намекнул, что бороду придётся укоротить, если не сбрить совсем: у новой власти такие бороды вызывают недоумение.
– Вышла из обихода такая растительность, Степан Фёдорович, – объяснял хозяин. – Всю энергию у человека отнимает, опять же пробуждает религиозные и сословные предрассудки, которые никогда до добра не доводили. У нас в Красной Армии вон дозволялись только усы, и то не всякому.
– Чем же усы не угодили? – недоумённо интересовался Степан Фёдорович.
– А вот если усы роскошные, так они вызов бросают командиру или комиссару, особенно если у них природный волос жидковат. Если б я был на то уполномочен, так дозволил бы усы заводить командирам начиная от комдива, да вождям и наркомам. И никакой пощады! В Европе ныне это не в модах.
