улеглось. Нет, ребята, этот красавец был не в себе ещё до удара по голове!
Речь стала чуть громче, и Бретту показалось, будто бородатый молится. Это невнятное бормотание очень вероятно было единственной информацией, которую Бретт мог получить от проклятого лунатика. Делать было нечего. Бретт осторожно подошёл к Янгу, наклонился к нему поближе и прислушался.
Бородатый говорил хрипло и прерывисто, через силу выталкивая из себя каждое слово:
– Между огней… – тяжёлый вздох. – Между огней… Посреди океана… Между морей, гор посреди… Прошу, меня отпусти.
Бретт застыл. Что-то произошло, а он не мог понять, что же именно. Мир будто накренился. Уже знакомая дрожь пробежала по телу. Эта чудаковатая поговорка отразилась в нём, как отражаются слова от стен каменной пещеры, искажаясь до неузнаваемости, превращаясь в пустые звуки, в другие слова…
Слова. Они накатывали на него и выкатывались прочь тяжёлыми волнами. Они лились сами, словно ведя сумасшедший диалог с припадочным бульканьем Янга: «Я холодное горное озеро… я глубокое синее озеро. Моя поверхность чиста… моя поверхность спокойна. И самый сильный ветер лишь пробежаться может лёгкой рябью по моей синеве. На мою гладь светит солнце, играет золотыми искрами. Иногда идёт дождь. Иногда падает снег. Но ни солнце, ни дождь и ни снег не достигают моих глубин. Солнце вязнет во мне, дождь и снег лишь питают меня. В моих глубинах плавают мои рыбы, мои сокровища лежат на моём дне вместе с моим мусором: ржавыми велосипедами и глубинными бомбами. И день за днём я кормлю своих рыб, я обволакиваю илом свой мусор, растворяю его в пыль и прах, я омываю свои сундуки с холодным золотом и ледяными рубинами. Всё идёт своим чередом… – у Бретта закружилась голова, и он упал на колени. – И с приходом весны…»
И тут Бретт увидел близко, слишком близко от себя широко распахнутые глаза бородатого, которые смотрели на него в упор. Янг раскрыл рот и снова заорал:
– Тебя нет!.. Тебя нет!.. Только я!.. Тебя нет!..
Бретт отшатнулся в сторону и повалился на бок, словно частично парализованный. Бородатый продолжал орать и извиваться на стуле. Он дёргался и почти подпрыгивал, а Бретт буквально в полуметре от него продолжал ошарашенно смотреть вперёд, не понимая, что же сейчас произошло. Все его движения, все рефлексы были замедленны в разы, будто он только что был контужен свето-шумовой гранатой. И тут Янг дёрнулся на стуле особенно сильно, привязь на левой руке лопнула, и его лицо осветилось безумной ухмылкой. Сердце Бретта неприятно дёрнулось и будто замерло в ожидании. Бородач уже потянулся левой рукой к привязанной правой, но в то же мгновение стул, выведенный из равновесия его беснованием и застывший было на двух боковых ножках, накренился ещё сильнее и со всего размаху рухнул на бок. Окровавленная лысая голова, ведомая инерцией, долетела до деревянного пола и ударилась об него с глухим треском ломающихся костей.
