столько ждала!!.».
Дедушка тогда только пожал плечами и удивлённо вскинул брови: он не мог понять мою реакцию, а я не могла толково объяснить, что нас отпустили из школы раньше положенного.
Мы пошли домой. Обида моя долго не проходила. Ещё, помню, ныли ноги от долгого топтания на одном месте под деревом. По-моему, только за обедом, при вмешательстве бабушки, случившееся нашло логическое объяснение.
Несколько лет назад я проходила по улице Образцова, заезжая в этот район Москвы по какому-то делу. Моего замечательного дедушки тогда уже не было в живых. Проходя мимо завода, по противоположной стороне узкой улицы, я почувствовала, что чего-то не хватает в пейзаже. Были и трамвайные пути, и институт МИИТ, и жёлтый панельный дом напротив завода…
Не хватало того самого тополя, нашего!.. Помню, я очень болезненно отреагировала на гибель тополя. «Ну вот, ни деда, ни дерева не осталось,» – сказала я вслух.
Я теперь избегаю этой улицы Образцова, там ничего не осталось… от меня.
Красные носы
Со мной в детстве очень мало гуляли.
Дедушка служил на заводе.
Бабушка, имея проблемы с тазобедренным суставом на одной ноге после рождения моей матери, передвигаться, конечно, могла, но стеснялась ходить по Москве с палочкой; не стеснялась только летом на даче.
Мама была весь день на работе. Жила она отдельно от меня, мы виделись коротко по вечерам, два-три раза в неделю, и на выходных. Увы, участие мамы в моей детской жизни было настолько отрывочным, что я не запомнила её совершенно. Я имела возможность проводить с ней целиком только один день в неделю – субботу. Думаю, что именно по причине этой маминой «редкости» рядом, наш тактильный контакт с ней был сведён до минимума. (До сих пор моё взаимодействие с мамой возможно только в форме устной беседы по разные стороны стола; к сожалению, я постоянно ощущаю какую-то физическую чуждость с ней).
До того момента, пока меня не определили в заводской детский садик (худшие воспоминания моей жизни!), где ежедневные прогулки перед обедом были обязательны, весь день до вечернего прихода деда или мамы я сидела в четырёх стенах.
Вечером же бабушка канючила: «Погуляйте с Верушей!»
Я представляю сейчас, как тяжело было маме и деду после полного трудового дня выходить на прогулку с маленьким ребёнком. Маме после этого нужно было ещё возвращаться домой на улицу Сайкина (позже – на Ясный проезд).
Никуда далеко они, конечно, пойти со мной не могли. Так, немножко, вокруг нашей пятиэтажки. Максимум – в парк Советской Армии. Современного обилия детских площадок даже в Москве тогда не было. Если в каком-то дворе были качели – это уже было огромной радостью для детворы. Песочница и крашеные железные лесенки – вот и всё «оснащение». Иногда попадались убогие карусели. (На одной из таких каруселей, уже в детском
