костей. В считанные секунды все было кончено. Толпа стала разбредаться. Женщины уходили, закрывая глаза краешками шалей. Мужики тоже старались не смотреть в сторону коней, мирно жующих сено. Царица с наследником спокойно спустились с возвышения и удалились в Кремль.
На этот раз Митяй не поскупился, взял стакан водки и мне. Мы выпили ее без закуски. В первом же доме, у бояр Морозовых, отыскали воеводу. Он спал на сеновале, потому что из дома хозяева его за дебош выперли. Мы легко привели его в чувство, сказав, что пора ехать. Надо отдать должное Василию Афанасьевичу – хмель с него слетел сразу. Он спросил только: ушел ли отряд? Митяй сказал, что ушел. После чего Асташев совсем успокоился и стал мурлыкать себе под нос какую-то не знакомую мне песню на непонятном языке.
За пивом, ца-ца,
Когда муж ушел за пивом.
Студент жену целовал и ласкал, ца-ца,
Когда муж ушел за пивом…
Эта дебильная песенка, которую напевал хозяин дома, окончательно разбудила школьного учителя. К своему огромному удивлению он обнаружил себя лежащим на надувном матраце посередине просторной кухни Аксаковых. Андрей уже сидел за столом, потягивал «Хенекен» из запотевшей бутылки и мурлыкал этот уродский мотивчик.
– Ага, ученый человек проснулся, – обрадовался Аксаков. – Ну и как вам, сударь, Московская Тартария? Пьют черти, как мы. А может, и больше! «Ну что, по пиву, и оформим сделку! Какое пиво, Фауст, ты предпочитаешь?..»
Киреев кое-как сел. Как же он вчера позволил себя так напоить?! «Он, точно, похож на Мефистофеля», – подумал о друге Владимир.
А все из‑за этой дурацкой Тартарии. Да пусть она катится ко всем чертям, в тартарары! Напишу диссертацию, как хочет Могилевский, защищусь. И уеду – либо в Питер к матушке, либо в Москву. Только бы подальше от этого чертова дома, от этих искусителей Аксаковых.
– Мальчишки! – послышался из прихожей певучий голос Марины. – Сауна готова.
А следом появилась и сама хозяйка. Как всегда, свежая, румяная, радушная и такая желанная.
– Хватит пьянствовать и дрыхнуть, алкоголики и тунеядцы. Так все воскресенье прогудите, а завтра – на работу, – она забрала из мужниной ладони недопитую бутылку пива и выбросила ее в мусорное ведро, а затем командирским голосом объявила: – В парилку – шагом марш. И сидеть там два часа. Иногда можно выскакивать в ледяной бассейн. Запой, мои дорогие, отменяется.
Учитель тут же вскочил с матраца, благо, брюк перед сном он не снял. Андрей же сделал кислую мину, но все же, как послушный телок, поплелся за женой, словно на заклание.
– Ах, хорошо! Ну-ка, поддай еще парку! И веничком! Да посильней! Еще! Со всей силы! Ух! – дальше Аксаков использовал в основном междометия для выражения полноты чувств, распирающих его распаренное тело.
Наконец и он упарился. Встал с полка, весь в березовых листьях, и вовремя
