тем с фронта трофейный бинокль и объявил, что тот, кто вечерней порой сходит к руинам и пробудет там не меньше часа, получит эту вещь в качестве приза. Дядя Вероники, которому в ту пору было лет четырнадцать, решил сходить.
Как рассказывали потом его компаньоны, соискатель бинокля не пробыл у руин и пяти минут. Бледный и трясущийся, он вылетел из чащобы, как камень из пращи, и, не задерживаясь, промчался мимо них к деревне. Все прочие ринулись следом за ним. В суматохе зачинщик похода к руинам потерял бинокль, который потом найти уже не удалось. Все тут же решили, что бинокль забрал себе граф.
– Но он же к той поре, я так понял, давно был уже мертв? – уточнил Станислав.
– Конечно! – Рассказчица тихо рассмеялась. – Он умер летом восемнадцатого года, когда началась Гражданская война.
И именно в ту пору, по словам Вероники, граф встретился со своим сыном. Случилось это так. Июльским днем в дом графа Замолотского пришли пятеро чекистов. Все, как и положено, в кожанках, с «маузером» на поясе. Все – пламенные революционеры, все – атеисты, все – классово непримиримые борцы с аристократией. Пройдя по пустому дворцу, где к той поре уже не осталось ни души, кроме самого хозяина, в тот момент лежавшего на смертном одре, чекисты вошли к нему в спальню. Но едва они собрались задать ему дежурные вопросы о наличии оружия и драгоценностей, столь необходимых для победы мировой революции, как произошло нечто невероятное.
Внезапно человек-полутруп, с трудом повернув в их сторону землисто-зеленоватое лицо, как-то необычно выпучил глаза и издал непонятный, шипящий звук. В тот же миг ноги всех пятерых визитеров словно одеревенели и приросли к полу. Одеревенели и руки, и даже их языки словно приросли к нёбу. После этого граф, приподняв руку, пальцем поманил к себе одного из чекистов. Тот, с трудом переставляя ноги, приблизился к умирающему.
Старик жестом приказал молодому мужчине склониться над собой и что-то шепотом сказал ему на ухо. Потом достал из-под подушки кривой восточный кинжал с какими-то странными письменами, выгравированными на лезвии, и полоснул себя по правой ладони. Тут же на постель потекла струйка крови. Вслед за этим, взяв правую руку чекиста, старик проделал с ней то же самое. А затем сжал в рукопожатии своей порезанной рукой разрезанную руку гостя. В тот же миг где-то в отдалении послышалось что-то вроде грома, от которого дрогнула земля. Умирающий, торжествующе улыбнувшись, почти сразу же замер, остекленело глядя в пустоту.
Тут же, выйдя из своего непонятного оцепенения, к усопшему подбежали чекисты, на ходу доставая «маузеры». Но граф был – что не нуждалось в уточнениях докторов – бесспорно, мертв. Старший группы потребовал от своего младшего коллеги отчета – что ему сказал и для чего себе и ему резал ладони умирающий старик. Молодой чекист показал свою ладонь, и все увидели, что на ней нет ни царапинки, тогда как на иссохшей ладони старика глубокий разрез был виден довольно-таки явственно. Поскольку в ту пору уже знали, что такое гипноз, старший группы объяснил случившееся гипнотическим воздействием со
