женщина, карты ей в руки. А я могу подождать, изучу производство, резервы, определю статьи доходов и сделаю вам конкретные предложения. Быть во всем середнячком – хорошая позиция, но не в новых условиях, когда решают все прибыль и личное благополучие. Альтернативы этому нет и быть не может. По опыту знаю: иногда неадекватные и очень инициативные люди дороже десятка простых и неумных исполнителей. И вы это, Анисим Анисимович, хорошо знаете.
– Вы меня заинтриговали, и мне надо принять кое – какие действия. Кто может за вас поручиться?
– Я человек в здешних местах новый, что, кстати, дает мне некоторые преимущества, так как не завязан другими коммерческими делами, но знакомые у меня есть, например, Русаков Николай Алексеевич. Он знает о моих способностях, и не раз убеждался в них. Я у него занимался рыбоводством, но работа недостаточная и не соответствует моим наклонностям. Идти с небольшим риском вперед, или стоять на месте – решать вам. Но я уверен в вашей деловитости и решительности.
– Анисим Анисимович, вы еще не знаете, что Ибрагимович родственник Остапа Бендера, предпринимателя прошлого века. Об этом говорила сама мадам Грицацуева, помните, знойная женщина, мечта поэта, – сказала Анка.
– Мило, считайте, что одной ногой вы уже в «Сотке», но береженого боженька бережет, правда, Анисим?
– Да, а тетя Галя умеет на балалайке играть?
– Конечно, и на баяне, и на гармошке, – ответил Ибрагимович, – и философски добавил, – если есть хлеб, должна быть и песня.
Ибрагимович развернул бурную деятельность, был мил со всеми сельчанами, давал советы, и помогал многим, чем завоевал авторитет. Даже ходоки шли к нему. А устроились они хорошо у бывшей доярки, знавшей в деревне все и ставшей незаменимой помощницей в изучении быта и нравов здешних людей. Но это было чуть позже. А пока они делали первые шаги по Малоузенке.
У Любашкиной
Сапоги, плащи на статуях одинаковые, меняй головы – и все в порядке…
К дому доярки Любашкиной, где им порекомендовали снять угол, Ибрагимович с Анкой, ставшей для других Галиной, шли через навесной мост, где сидели два пацана с удочками. Ветви росших на берегу деревьев бросали на воду ажурные тени. Рядом из перевернутой лодки доносился храп, и выглядывали волосатые ноги в дырявых шлепанцах. Они загорели до черноты, видимо, любил человек спать под лодкой, где не надо ни зонта, ни вентилятора. Тут же был насыпан холм глины, похожий на шлем древнерусского воина, видавший многие сечи, так как был расчерчен лопинами: не выдерживала глина жаркого солнца.
– Не будите Гаврилу, проснется, еще побросает в речку, – сказал один из пацанов, щербатый. Из – под его фуражки торчали похожие на солому волосы, ноги в тапочках были опущены в воду, так ему было прохладней и прикольней.
– Он у вас
