слушать. Потом он стал требовать от меня некоторой компенсации… Вы понимаете, что я имею в виду?
Ларин кивнул головой.
– Мерзкий, полупьяный и слюнявый, он стал обнимать меня. Мне было противно! Он разорвал блузку. Он говорил какие-то гадости. Я уже не помню, как нож оказался в моей руке. Я не хотела его убивать! Это была самооборона слабой беззащитной женщины.
Не стоит так волноваться, – сказал Ларин и, поднявшись со стула, слегка тронул её за плечи. – Вполне возможно, – сказал он, – что всё произошло именно по такому сценарию.
Лицо Павла Николаевича приобрело задумчивое выражение.
– Я помогу вам найти опытного адвоката. – Он взглянул в её глаза и почти с полной уверенностью сказал: – Думаю, что вашу дочь оправдают.
– Мою дочь?! – переспросила Татьяна Зиновьевна. – Причём здесь моя девочка? Вы что-то не то говорите.
– Всё то! – не меняя интонации, сказал Ларин. – Шарфик, который вы подняли, молодёжный! Женщины такими шарфиками не пользуются.
– У меня свой вкус! – не задумываясь, ответила Лихачёва.
– Возможно, вы и правы, – не настаивал Павел Николаевич. – В конце концов, ведь носят вполне солидные дамы пышные бантики. – Вот именно! – воскликнула Татьяна Зиновьевна.
Ларин повернулся и, взяв шапку со стола, выглянул в окно. На улице было по-прежнему сумрачно и немноголюдно, лишь портальные краны, распластавшиеся вдоль залива, своим скрежетом напоминали о начале нового рабочего дня.
– Я вам доверилась и теперь об этом сожалею, – проговорила Лихачёва.
– Зря вы так… – сказал Павел Николаевич. – Поймите, голубушка, я желаю вам добра. Не думайте, что в полиции одни простаки, которых легко можно обвести вокруг пальца. Рано или поздно, но вам всё равно придётся во всём сознаться! Испугавшись за судьбу дочери и не зная, к чему она прикасалась в комнате убитого, вы произвели там генеральную уборку. Это сразу бросается в глаза. Единственное, чего я не могу понять, так это, почему вы сразу не обратили внимания на шарфик?
Татьяна Зиновьевна лишь пожала плечами.
– Даже кота вы кормили регулярно, чтобы он не поднял шума и преждевременно не всполошил соседок. К тому же, – продолжал Павел Николаевич, – вы слишком быстро признались в преступлении. Обычно так поступают лишь в том случае, когда покрывают настоящего убийцу.
– Что же мне делать?
– Для начала не пытайтесь лгать! – посоветовал Ларин.
– Я мать! – выкрикнула она в отчаянии. – Иван Никанорыч требовал от девочки невозможного!
– Вы решили выгородить её?
– Да.
Павел Николаевич вновь опустился на стул.
– Расскажите правду! – Он улыбнулся, но глаза его были печальны. – Иначе я не смогу вам помочь. Я должен знать, что произошло в тот день на самом деле.
– Леночка вбежала в комнату с разбитой губой, – с трудом выговорила
