style="font-size:15px;"> – По-от-се-стфу?.. – удивился Павлик.
– Ну у всех есть отчества… – воспитательница взяла павликову ручку и повела к выходу. – Моего папу звали Саша или Александр – значит, я Александровна. Ты, Павлик, Фёдорович… А как твоего дедушку зовут, папиного папу?..
– Мой папа просто Федя…
– Ой, горе луковое… Чиполлино, – она потрепала золотистую макушку Павлика. – Просто Федя… Вот я сейчас подойду к твоему папе и скажу просто… Федя, ваш сын…
– Сан-сан-далик… – заголосил Павлик, тут же высвободился и подпрыгнул к утерянной обувке.
– Ой, горе луковое… – вздохнула воспитательница, застёгивая вновь обретённую обувь.
– Это не мой сандалик… – по-деловому ответил мальчик лишь по завершении операции.
– А чей? – стараясь держать себя в руках, спросила Ирина Александровна.
– Не знаю…
И, правда, Павлик оказался обут в два левых сандалика разных цветов. Ирина Александровна осмотрела детские ножки, надеясь найти также по-разноцветному обутого ребёнка.
– Полиночка, Полиночка, подойди сюда… Ну подойди, покажу что…
Девочка-Полиночка с большим сиреневым бантом застенчиво прикусив губку и пряча за спиной что-то дотопала до воспитательницы.
– А что у тебя в руках, Полиночка?..
– Не-е… сначала ты… – протянула девочка с тем же таинственным видом заговорщика.
Ирина Александровна потрясла карманы и извлекла на свет небольшую дежурную конфету. Совершенно ординарная сладость разочаровала девочку с сиреневым бантом, но она всё ж взяла её да той же ручкой, в которой у неё находился сандалик.
– Меняемся? – ухватилась за обувку Ирина Александровна.
– Меня… мся… – ответила Полиночка да отпустила-таки сандалик, тут же раскрашенными фломастером руками она развернула обёртку, и конфетка проследовала за щеку.
– Так… – задумчиво вымолвила воспитательница, разглядывая разукрашенную обувку. – Это ещё что такое?..
– Флоник…
– Полина, ну сколько раз тебе говорить?..
И три ручья слёз заструились по щекам Полиночки.
– У… него… него ше… уфки… – ревела новоявленная художница.
– И не только…
Слоник-сандалик имел ещё как минимум глазки, хвостик и половину хобота, почему-то ровно левую…
– Папа… – напомнил Павлик.
– Конечно, папа… – воспитательница застегнула «слоника» на правой ножке Павлика, взяла его за руку и повела к раздевалке…
Среди суеты переодевающихся малышей, ворчащих мамаш, потерянных вещей, слёз и пустых обещаний высокий молодой мужчина в костюме и при галстуке казался чужим. Будто он не из этого мира вовсе. Сидел он сгорбившись на лавочке и разглядывал настённую детскую живопись…
