они были скорее исключением, чем правилом. Им по какой-то счастливой случайности удавалось достаточно долго сохранять баланс между личными, меркантильными интересами и внутренней потребностью служения обществу. Такой умеренный эгоизм больше характерен для западного типа поведения. Вы же, русские, без крайностей не можете. У вас либо одно, либо другое.
Несмотря на протесты Сергея, она рассчиталась с официантом за обед и отвезла его обратно к дедовскому дому.
Прощаясь, она по-родственному чмокнула его в корявую щеку, а потом закрыла глаза и мечтательно произнесла:
– А на Карловом мосту мне приснился чудесный сон.
Глава 4. Родина бога
– Продвигайте свое дело вперед, не обращая внимания на толки окружающих. Не ими вы будете судимы. У нас будет другой судья, который иначе смотрит на дела людей. Этот другой судья, во-первых, наша собственная совесть, и, во-вторых, мнение не многих, но стоящих выше толпы, – продиктовал старик и сделал паузу, чтобы я успел записать.
Как только перо перестало скрипеть по бумаге, Потанин продолжил:
– Такой совет я дал давно, еще будучи вольнослушателем Петербургского университета, одному начинающему сибирскому литератору.
Неожиданно Григорий Николаевич прервал меня:
– Нет, вычеркните, пожалуйста, последнюю фразу, Пётр Афанасьевич, будьте так любезны. А то опять из меня сампьючайство[55] полезло. Терпеть не могу, когда другие люди себя выпячивают, а сам под старость лет стал страдать этим грехом…
Вот как причудливо распорядилась судьба! Человеку, указавшему мне выход из трудной ситуации, самому пригодились навыки, какие я приобрел, последовав его совету. Шаталову стоило только подвести меня к Потанину, как старик сразу вспомнил меня и очень обрадовался встрече. Но еще более обрадовалась Мария Георгиевна: наконец-то у ее супруга появится секретарь мужского пола.
За неделю своего секретарства я уже привык к перескокам потанинской мысли. Было очевидно, что образцом для своих мемуаров он выбрал «Былое и думы» Герцена[56]. Хронологический принцип он явно заимствовал у редактора «Колокола». Но память порой его подводила. Начав рассказ об одном событии, он мог увлечься описанием какой-нибудь второстепенной детали, уйти далеко в сторону и развивать совсем иной сюжет, относящийся совершенно к другому периоду его жизни. Иногда забывался на полуслове и дремал. Но, просыпаясь, спрашивал меня, на чем мы остановились. Я крупными жирными буквами писал на листе окончание его последней фразы. Сильно прищурившись за своими выпуклыми очками, старик медленно прочитывал мою запись и продолжал диктовать дальше без сбоев, словно и не было никакого перерыва.
– На пятом году жизни я лишился матери, и я ее не помню…
«Я тоже!» – захотелось вскрикнуть мне, но я промолчал.
«Сампьючайство» – личностный термин Г. Н. Потанина, означает бахвальство (сам пью чай и себя нахваливаю).
Герцен Александр Иванович (1812–1870) – русский писатель, публицист, философ, революционер. С 1847 года в эмиграции. В издаваемой им газете «Колокол» обличал российское самодержавие, требовал освобождения крестьян с землей. Разочаровался в возможностях Запада и разработал теорию «русского социализма». Умер в Париже. Автобиографическое сочинение «Былое и думы» (1865–1867) – один из шедевров мемуарной литературы.
