наказывали, ну и тут, видать, те же порядки. Поэтому, идя в оружейную, он прихватил с собой фонарь, в котором за роговыми пластинами светил огонек свечи. По дороге вспоминал, что успел увидеть в оружейной: лари с доспехами вдоль стен, развешанное на бревенчатых стенах оружие, тяжелая матица[57] вдоль всего строения.
Когда Стема вошел и за ним поспешно захлопнули дверь, он перво-наперво отбросил фонарь, а сам, успев в потемках лягнуть кого-то подкравшегося сзади, ловко подпрыгнул и ухватился за низкую матицу. Подтянулся, взобравшись на нее, и замер, слушая, как напавшие тузят друг дружку во тьме. Хекают от злости и боли, ругаются приглушенно, валятся. Звуки ударов и возня внизу были нешуточные, но Стема не стал ждать, пока нападавшие разберутся, что к чему, или кто-то углядит его над собой, и пробрался по брусу матицы к узкому окошку под стрехой, вьюном извернулся и вылез наружу. Уходить не стал, а присел на крылечке в ожидании, когда возня за дверью закончится.
Вскоре показались обходившие территорию детинца дозорные во главе с Нечаем. С факелами в руках они свернули к оружейной избе, заслышав там какой-то шум. Увидев спокойно сидевшего на крылечке Стрелка, который невозмутимо щурился на свет факела и негромко насвистывал себе под нос, воевода кивнул кудлатой шапкой в сторону закрытой двери, из-за которой доносились крики дерущихся, и спросил:
– Что там?
– Да меня, кажись, лупят, – с показным равнодушием ответил Стема.
Нечай долго соображать не стал, отворил дверь и осветил факелом раскрасневшихся и растерзанных воев, копошившихся на земляном полу. У кого-то из них щека была расцарапана, у кого-то кровь носом шла, кто-то сплевывал разбитые зубы. И все, тяжело дыша, растерянно смотрели на воеводу и стоявшего подле него невредимого Стрелка.
Нечай грубо выругался, недобро помянув чуров[58]. Догадавшись, какому испытанию хотели подвергнуть назначенного им старшого, воевода напустился на незадачливых вояк:
– Вы что это удумали, кикимора вас щекочи? Вам однажды с ним плечом к плечу выступать в серьезном деле придется, а вы вместо воинского побратимства вражду разжигаете? Да я вас жернова вращать посажу[59], горшки ночные выносить за всем отрядом…
– Погоди, воевода, – миролюбиво остановил его Стема. – Видать, ты что-то не так понял. Я сам велел своим воям ловить меня в потемках, чтоб они поняли: умелого дружинника и десятком одолеть непросто. Вот теперь они уразумели – смотри, как разгорячились. Жаль только, что умения еще маловато. Ну да ничего, я их обучу, как противника в потемках валить. А это так… Для первой пробы.
Нечай-то не дурак был, все понял, однако идти против десятника и понижать тем его власть не стал. Покачал только укоризненно мохнатой шапкой и вышел. А Стема приказал своим воям расходиться.
На другой день он вызвал их на майдан,
Матица – потолочная балка.
Чуры – духи предков.
Тяжелая работа, за которую обычно сажали невольников.
