угол, туда, где потемнее, и буду тихо умирать. А все остальные пусть существуют в другой реальности. Может, там будет и мой двойник. Почему бы и нет? Все равно кругом одна фальшь. Настоящих людей-то и нет. Они сидят по ту сторону в одиночестве, кто под лестницей, кто на чердаке, кто на застланной газетами скамье. И молчат. Потому что на слезы и слова сил уже не осталось. А пустые оболочки пусть веселятся. Ведь надо же создавать видимость счастья. Только для кого спектакль? Кого мы хотим обмануть? Себя? А существуем ли мы?
– Надюш, тебе Сергей звонит, – мама неуверенно перешагнула порог. – Будешь разговаривать?
Я взяла телефон, успев подумать, что разговаривать я не хочу, но и молчать не могу.
– Але, – безнадежно ответила я.
– Привет, Надя, это Сергей.
– Привет, Сережа.
– А что у тебя с голосом?
– Ничего.
– Я тебя не отвлекаю?
– Совсем нет.
– Я хотел извиниться. Глупо себя вел вчера.
– Не помню такого.
– И шутил так по-дурацки. И жвачка… какой нормальный мужчина…
– Все нормально.
– Ты наверно больше никогда не…
– Нет, можно еще куда-нибудь сходить.
– Надюш, ну, зачем тебе такой дурак? Разве он… он…
– Про кого ты говоришь? – испугалась я. Неужели Сергей знает про Степу? Знает, что я ему не нужна…
– Про… – Туман замолчал, потом обреченно сказал: – Про себя.
– Мне было весело. Ты, конечно, странно разговаривал. Иногда и впрямь по-дурацки, но…
– Правда? – обрадовался Туман. – То есть…
– Все было хорошо. Мне понравилось, а сейчас…
– Понял, тебе некогда, – скороговоркой произнес Туман. – Спишемся.
– Спишемся, – вздохнула я и передала телефон маме.
– Тебе он не нужен?
– Мне никто не нужен.
– Телефон тебе не нужен? – медленно проговорила мама.
– Нет.
– Такой приятный голос у этого парня, да?
– Голос? Не обратила внимания.
– Ладно, ухожу. Зови, если что.
Конечно, я не стала ее звать. Хотя до самой ночи было предостаточно моментов, когда мне казалось, что я вот-вот сорвусь. Или взорвусь. Раньше я ни разу не испытывала такого странного ощущения, как в этот день. Я лежала в постели, не в силах пошевелиться, но в то же время мне казалось, что я мечусь по комнате, опрокидывая вещи. Бью кулаками в стену, истошно кричу, срывая голос. Но так же ясно ощущала тяжесть и неповоротливость тела, бессилие, неспособность ни на малейшее движение. Я словно раздвоилась. Или перестала быть человеком. Превратилась в ярость и слабость. Даже сейчас, думая об этом, я чувствую, что… Хотя нет. Я больше ничего не чувствую.
13
Родители стерли победные улыбки с лиц, едва я показалась им на глаза. Наверняка радуются тому, что между мной и Степой все кончено. Они ничего не сказали, просто обняли меня, а потом приготовили сладкий
