тебе вреда. Отец ответил, что теперь ты под покровительством даргородской хозяйки. Но гронцы требуют твоей выдачи. Они не клялись, им ничто не мешает отправить тебя на плаху.
Гойдемир молчал.
– Придется тебя выдать, – продолжал старший брат. – Но слушай. – Веледар понизил голос и заговорил торопливее: – Веришь ты мне или нет? Когда тебя повезут, смотри в оба: до Гронска ты не доедешь. Тебе помогут бежать, передадут от меня золото и оружие – и лети на все четыре стороны. Положа руку на сердце, Гойдемир: в Даргороде тебе все равно не жизнь. Может быть, на чужбине приживешься. За мать не бойся: это от нее не секрет. Предупредим ее потихоньку, что на казнь тебя везут только для вида.
Дайк понимал, что судьба «доброго княжича» – уже почти предание. Вон и купцы якобы знают о тайном разговоре с глазу на глаз двух братьев! Как разошелся слух? Может, люди Веледара, которые подстроили младшему княжичу побег, потом рассказали кое-кому правду. Или вовсе не было этого разговора: Гойдемир изловчился и бежал, а молва сама помирила двух братьев, словно протестуя против братоубийства?
Историю даргородского княжича Дайк рассказал Гвендис на другой день. В тишине библиотеки, теплой и обжитой, в старом кресле темного дерева он весь вечер повторял для нее то, что ему рассказали обозники.
Подняв на Гвендис тяжелый взгляд, Дайк прибавил:
– Надеюсь только, что Гойдемир – не я. Я не боюсь… Просто не знаю, как надо быть княжичем Гойдемиром. Он, видно, сильно любил свой народ, а для меня Даргород – чужая земля. У Гойдемира была своя правда, он за нее стоял, как умел, а у меня своей нет…
Ярвенна была только одной из вестниц, просветительницей Даргорода. Дайк понимал, что почитание ее народом превыше самого Вседержителя – и вправду язычество. Зачем же княжич Гойдемир заступался за исконное для даргородского простонародья поклонение «пресветлой и дивной Ярвенне», раз она похожа скорее на хозяйку-мать, которой молился Белгест, чем на Создателя мира, всемогущее и всеведущее божество?
В доме Гвендис Дайк по-прежнему жил в библиотеке. Поздно вечером он зажег свечу и сел к столу, подперев голову руками. Может, своей верой княжич Гойдемир просто хотел угодить народу? Но ведь сьер Денел рассказал, как даже в чужом краю, на постоялом дворе за запертой дверью он зажигал осенний огонь Ярвенны!
Даргородские обозники подарили Дайку образок. «Возьми, если ты впрямь наш княжич – Ярвенна тебя исцелит». Дайк выложил его перед собой на стол, вгляделся. Молодая женщина с серыми глазами, светловолосая, и косы уложены венцом вокруг головы, как носит Гвендис. Ее облекает сияние.
У Дайка сдавило сердце. Обожествление Ярвенны было человечно, даже если на самом деле она не была божеством. Это было почитание матери, почитание любви. Она хранит семьи, жалеет путников, дружит с девушками-невестами, которые украшают весной «Ярвеннино дерево», она может понять зрелых женщин, стариков и детей.
Всемогущий Вседержитель в силах сделать все, что захочет, – и он допускает страдания людей.
