ли, Оленька! Мне иногда кажется, что ты его любишь больше, чем я. Ты всегда говоришь о нем с таким восторгом!..
– А ты всегда говоришь глупости, – сказала Оленька с приметной досадою.
– То-то глупости! – продолжала Полина, погрозив ей пальцем. – Уж не влюблена ли ты в него? – смотри!
Оленька поглядела пристально на сестру свою: губы ее шевелились; казалось, она хотела улыбнуться, но вдруг вся бледность исчезла с лица ее, щеки запылали, и она, схватив с необыкновенною живостию руку Полины, сказала:
– Да, я люблю его как мужа сестры моей, как надежду, подпору всего нашего семейства, как родного моего брата! А тебя почти ненавижу за то, что ты забавляешься его отчаянием. Послушай, Полина! Если ты меня любишь, не откладывай свадьбы, прошу тебя, мой друг! Назначь ее на будущей неделе.
– Так скоро? Ах нет! Я никак не решусь.
– Скажи мне откровенно: любишь ли ты его?
– Да! – отвечала вполголоса Полина.
– Так зачем же ты это делаешь? Для чего заставляешь жениха твоего думать, что ты своенравна, прихотлива, что ты забавляешься его досадою и огорчением? Подумай, мой друг! Он не всегда останется женихом, и если муж не забудет о том, что сносил от тебя жених, если со временем он захочет так же, как ты, употреблять во зло власть свою…
– О, не беспокойся, мой друг! Ты не услышишь моих жалоб.
– Но разве тебе от этого будет легче? Нет, Полина! Нет, мой друг! Ради бога не огорчай доброго Волдемара! Почему знать, может быть, будущее твое счастие… счастие всего нашего семейства зависит от этого.
Полина задумалась и после минутного молчания сказала тихим голосом:
– Но это уже решено, мой друг!
– Между тобой и женихом твоим. Не думаешь ли, что он будет досадовать, если ты переменишь твое решение? Я, право, не узнаю тебя, Полина; ты с некоторого времени стала так странна, так причудлива!.. Не упрямься, мой друг! Подумай, как ты огорчишь этим маменьку, как это неприятно будет Сурскому, как рассердится дядюшка…
– Боже мой, боже мой! – сказала Полина почти с отчаянием. – Как я несчастлива! Вы все хотите…
– Твоего благополучия, Полина!
– Моего благополучия!.. Но почему вы знаете… и время ли теперь думать о свадьбе? Ты больна, мой друг…
– О, если ты желаешь, чтоб я выздоровела, то согласись на мою просьбу. Я не буду здорова до тех пор, пока не назову братом жениха твоего; я стану беспрестанно упрекать себя… да, мой друг! Я причиною, что ты еще не замужем. Если б я была осторожнее, то ничего бы не случилось: вы были б уже обвенчаны; а теперь… Боже мой, сколько перемен может быть в два месяца!.. И если почему-нибудь ваша свадьба разойдется, то я вечно не прощу себе. Полина! – продолжала Оленька, покрывая поцелуями ее руки. – Согласись на мою просьбу! Подумай, что твое упрямство может стоить мне жизни! Я не буду спокойна днем, не стану спать ночью; я чувствую, что болезнь моя возвратится, что я не перенесу ее… согласись, мой друг!
Полина молчала; все черты лица ее выражали нерешимость и сильную душевную борьбу. Трепеща, как преступница, которая должна произнести свой собственный
