предмет, так же и мое сознание, то есть я сам, возникает только вместе с осознаваемыми объектами – и исчезает вместе с последним из них (что знает любой человек, которому снился сон без сновидений). Не таков ли и высший принцип Творения?
Мы есть видения Создателя, делающие реальным Видящего. Как сказано в Изумрудной Скрижали Гермеса Трисмегиста (он же – египетский бог Тот) – «Есть все, которое спит, и видит сон – и этот сон все…»
Рудольф Сергеевич задумался. Продолжение не рождалось в душе.
Ход мысли, недавно такой четкий и прямой, был безнадежно нарушен припадком. В потрясенном сознании до сих пор расходились волны испуга. Столько перечудилось за несколько удушливых секунд…
Страшнее всего были даже не эти смутно увиденные Птицы, а странная уверенность, что самая суть существования только что проявилась, как она есть, и прежде ему просто мерещилось, будто у жизни имеется какое-то иное содержание, украшенное завитками ложных ретроспектив…
И ведь логически такое не опровергнешь… Можно будет вставить попозже куда-нибудь в Пролегомены. Но пока надо прийти в себя.
Рудольф Сергеевич взял в руку лежавший на зеленом сукне телефон и запустил «Angry Birds» – игру, которая всегда помогала успокоиться и собраться с мыслями.
На этом уровне надо было разрушить большую деревянную пирамиду, стоящую на фундаменте из белых – не то облачных, не то ватных – кирпичей. Египетский цикл, самый конец. Зеленая усатая свинья в высокой золотой тиаре, сжимая в руках регалии фараона, сидела в тайном центре пирамиды – видимо, в погребальной камере – и скорбными глазами смотрела Рудольфу Сергеевичу в душу.
Рудольф Сергеевич прицелился и стрельнул первой птицей, похожей на большой и тяжелый коричневый шар. Птица надломила несколько верхних досок, скатилась вниз и с достойным кряком умерла в пыли… Рудольф Сергеевич стал ждать, когда она исчезнет – из какого-то осторожного целомудрия он никогда не запускал следующую птицу, не дождавшись распада предыдущей.
«И ведь какая жестокая игра, – думал он, закладывая в рогатку маленькую синюю птичку, – ведь суть ее в том, что мы убиваем птичек и смотрим, как они умирают. А созерцание нарисованного убийства ничем по сути не отличается от лицезрения настоящего. Как говорят на Востоке, портим карму. И ведь ни за что ни про что!»
Синюю птичку было особенно жалко. Наверно, из-за габаритов: совсем крохотулечка.
«Игра эта, – думал Рудольф Сергеевич, меняя угол наводки, – несомненно, апеллирует к самым низким и жестоким инстинктам из живущих в человеческом подсознании. И вместе с тем она фундаментально лицемерна, как весь западный дискурс. Она позволяет убивать живых существ, сохраняя при этом цивилизованное лицо. Ужасно, однако, что даже в наших деток, которых мы считаем такими вот белокурыми ангелочками, инстинкт убийства уже вшит, присутствует прямо с рождения… А как мяско-то жрут… Ангелочки, да… Надо будет вставить в Пролегомены».
Он запустил птичку
