на себе испытает всю мощь ответного наступления, что на его наглую вылазку наша армия ответит тройным сокрушительным ударом и что не за горами то время, когда немецкие войска будут с позором обращены в бегство и наголову разбиты на их же собственной территории.
Мужики одобрительно запереглядывались, и лектор, оставив карту и подойдя к столу, обратился непосредственно к ним:
– Дорогие друзья! Есть еще одно немаловажное обстоятельство, не учтенное германскими горе-стратегами. Чем больше они раздувают свою военную машину, тем ненадежней она, тем опасней для них самих. Вы спросите, как так? Да потому, что их армия в большинстве своем состоит из обманутых рабочих и крестьян, которые никак не заинтересованы воевать против нас, своих же братьев. Их гонят в наступление насильно, из-под палки. Отсюда какой можем мы с вами сделать неоспоримый вывод? А тот, что подневольная армия при первом же серьезном отпоре неизбежно развалится и немецкие солдаты, такие же, как и мы с вами, простые труженики, повернут штыки против своих хозяев…
Иван Иванович покопался за отворотом чесучовой толстовки, достал какой-то листок и продолжал:
– А что касается, товарищи, нашей армии, то не буду утруждать вас всевозможными цифрами, да это, сами понимаете, и не положено в военное время, а зачитаю вам лишь некоторые установки, которые даны войскам. Надеюсь, вы сами сделаете из них надлежащие выводы и подведете черту нашей беседе. А написано тут следующее.
Первое: если враг навяжет нам войну, наша армия будет самой нападающей из всех когда-либо нападавших армий.
Второе: войну мы будем вести наступательно, перенеся ее на территорию противника.
И третье: боевые действия будут вестись на уничтожение, с целью полного разгрома противника и достижения решительной победы малой кровью.
Иван Иванович аккуратно свернул бумажку и опять спрятал ее в карман.
– Возможно, у кого есть вопросы? – поинтересовался он, вытирая платочком запотевшие очки. – Есть вопросы, товарищи?
Из задних рядов кто-то выкрикнул:
– А верно ли бают, как будто немец одной колбасой питается?
– То есть как одной колбасой? – перестал протирать очки Иван Иванович.
– Говорят, вроде у него хлеба своего нетути. Одни заводы, а сеять негде. Это ж он нашего хлебца маленько припас, когда договор с нами был, а так – нету.
– А откуда ж у него колбаса, ежели земли нет? – спросил Прошка-председатель, навострив язвительный взгляд в дальнюю кучу мужиков. – Колбасу без земли тоже не сделаешь. Голова!
– Дак, может, она у них такая… неправдашняя! – выкрикнул тот же голос. – Токмо чесноку, шпику добавляют для запаху.
– А ты ее нюхал? – засмеялся кто-то в толпе.
– Я-то, конечно, не нюхал. Где ж мне ее нюхать-то? Я и своей не дюже-то пробовал.
– Не морочь голову, Лобов, – обрезал Прошка-председатель. – Если спрашивать, то по делу. Вечно у тебя в мозгах яишница какая-то, понимаешь.
