ж тебе, так вот и сразу? Поди, еще рассматривают бумагу-то. Наверно ж, не один наш Иван.
– Посыльной говорил, в Верхних Ставцах еще сколько-то таких, – уточнил Зяблов. – Да из Ситного учитель.
– Ну вот, вишь… Да по другим селам. В военкомате тоже теперь запарка. Ну-ка, всех учти, всех сосчитай, кого брать, кого погодить.
– Так-то, пока рассмотрят, – хмыкнул Кузьма, – дак я, нерассмотренный, поперед их там буду. Какая ж разница? Али за то пули им особые отольют, золоченые?
– А вот та и разница, – сказал Леха Махотин. – То ты сам, а то по повестке.
– Ага… – вертанул белками Кузьма. – В хорошие набивается.
– А ты чего ж не догадался? – спросил Леха. – Ты б тоже, не будь дурак, взял бы да поперед его заявление подал. Глядишь, тебе тоже местечко подобрали б, умнику. Два аршина на бугре. А-а! Кишка тонка! Заткнись лучше.
– А ты? ты-то сам чего ж не подал? – взвился Кузьма. – Ты ж у нас тоже всех разумней, как послухать. А сам небось первым штаны замарал…
– Не, малый, ошибся, – усмехнулся Махотин. – Штаны мои чистые. Когда надо – пойду. Прятаться за чужие спины не стану.
– Ох, ерой! В земле потурой! А из земли вытащи, дак и лапы кверху.
– Это какие такие лапы? – посерьезнел, насторожился Махотин. – Смотри, друг, говори, да не заговаривайся. Как бы ты свои не задрал…
– Ладно тебе! – одернул Давыдко шурина.
– А чего он, з-зануда. А то враз по соплям разживется.
Махотин привстал, заходил скулами.
– А ну, давай выйдем… – сдавленно проговорил он. – Пошли, гад!
– Сядь, Алексей, – нажал на его плечо Афоня-кузнец. – И ты, Кузька, не скотничай. Не гни на людей напраслину. Пока нечего корить друг дружку… Кто подал, кто не подал… Еще только за столом сидим… Кто ж был к этому готовый? Тут и с мыслями еще не всякий совладал. Люди мы невоенные, у нас вон земля да хлеб на уме… Генералы и те небось затылки чешут, не знают, с какой карты лучше зайти, какой бить, а какую при себе держать. С какой ни пойдут, все не козырь… Все не наш верх…
– Да уж не козырь, это верно, – проговорил Давыдко.
– Вот у меня в кузне, – продолжал Афоня-кузнец, – на што уголь горюч, железо варит, и то не сразу разгорается. Его сперва раздуть надо, а тогда и железо суй. Так и это дело. Не всякому человеку вдруг на войну собраться. Не его это занятие. Ивану, поди, жизнь тоже не копейка… Как-никак, трое пацанов. Наверно, ночи покрутился, посмолил табаку. И нечего, Кузьма, чепать его понапрасну.
– Иван партейный, – напомнил Никола Зяблов. – Может, ему так предписано.
– Всем предписано, – сунул бровями Афоня-кузнец. – Да не всяк, вишь, горазд.
И опять помолчали мужики, отрешив себя друг от друга. Кузьма, не дожидаясь череда, потянулся за бутылкой, налил себе одному и единым махом выглотал.
– А я так, ребятки, на это скажу, – встрял в спор дедушко Селиван. – На войну што в холодную воду – уж лучше сразу. Верьте моему слову. А то ежели с месяц так-то
