канавки, лужи,
Выл в трубах обещаньем стужи —
Наградой за свои труды.
В лесу все выходы-ходы
Снежок маскировал умело,
Лишь старой памятью силён
Тропинкой лиственною, белой
Шуршал мой шаг… Со всех сторон
Пни в изморози да седые
Болотца льдистые – ногой
Чуть ступишь, слышен хруст. Пустые
Черны деревья. Тишь. Покой.
А мне ноябрьской строкой
Поэзия стучится в двери,
И я, ещё себе чужой,
В былые весь уйдя потери,
Боюсь поверить ей, но верю
И снова чувствую судьбой…
Вороний окрик вдалеке,
Пустынный гул аэродромный.
Кругом оживший мир огромный.
О, как вместить его в строке!
«В этом веке я так же случаен…»
В этом веке я так же случаен,
Как в египетских «тёмных веках»,
Бедный житель стандартных окраин —
Вся судьба на тетрадных листках.
А кругом – злая схватка империй,
Подавленье души и ума,
И народ, потерявший критерий,
Позабывший, где свет и где тьма.
Ну да что ж?
Тёмный ельник разлапист,
Сыпет осень свою желтизну,
Как тропинка, уводит анапест
В даль, таинственность и глубину.
1979
«В тот первый час, в тот первый день…»
В тот первый час, в тот первый день
Металась улиц дребедень,
И чудилось мне не на шутку,
Что снится вновь знакомый сон,
А въявь – забор со всех сторон,
И скоро прокричат побудку.
И не могу понять с тех пор —
То впрямь собор или забор?
То всадник ли, гремящий славой,
Иль тёмной вышки страх ночной?
То дрожь трамвая над Невой
Иль злая дрожь колючки ржавой?
1975
«Фонтаны замерли до лета…»
Фонтаны замерли до лета
В холодной глубине земли,
И как старинная монета,
Сверкают статуи вдали.
Без плеска струй осиротела
Их бронза в зябкой тишине,
И грозное Самсона тело,
И злобный лев – всё как во сне.
Зато пугливо белка скачет,
Свистят синицы на лету,
Берёза лист последний прячет,
А он всем виден за версту.
1978
«Мой город осени сродни…»
Мой город осени сродни:
Все эти шпили, купола
И листьев жёлтые огни —
Их не одна ль рука зажгла?
