над страной
Грузные усы,
Стал грузин всему виной,
Господи, спаси!
Русь в бараний рог согнул,
Страхи да суды,
Дым заводов, грохот, гул
Стройки и страды.
Всё на жилах кровяных,
На седьмом поту,
Сухарях да щах пустых,
Аж невмоготу.
Коли слово поперёк —
Умолкай в земле,
Властью был отвергнут Бог,
Идол жил в Кремле.
Ох, Россия, край-беда,
Смутен путь и крут,
И тридцатые года
За спиной встают.
1966 г.
«Кто не брал на пушку …»
Известно, что Сталин курил трубку…
Кто не брал на пушку,
Не вгонял в тоску?
Нынче за осьмушку
Гибнешь табаку.
Трубки-душегубки,
Тяжкий дым разъел
Речи и поступки,
Мешанину дел.
Дым доносит, судит,
Дым ведёт в тюрьму,
Что там дальше будет —
Всё в дыму, дыму…
Русскому народу
С маятной судьбой
Дымную ту одурь
Чуять невпервой.
И цари и тати,
И любая власть
Русь – родную мати
Задымили всласть.
1967 г.
Памяти Клюева
Страну лихорадило в гуле
Страды и слепой похвальбы,
Доносы, и пытки, и пули
Чернели изнанкой судьбы.
Дымились от лести доклады,
Колхозника голод крутил,
Стучали охраны приклады,
И тесно земле от могил.
И нити вели кровяные
В Москву и терялись в Кремле,
И не было больше России
На сталинской русской земле.
И Клюев, пропавший во мраке
Советских тридцатых годов,
На станции умер в бараке
И сгинули свитки стихов.
Навек азиатские щёлки
Зажмурил, бородку задрав,
И канул в глухом кривотолке,
Преданием призрачным став.
1967 г.
«Телефон годов тридцатых …»
Телефон годов тридцатых,
Потрясённый абонент,
И жестоких губ усатых
Южный медленный акцент.
Пережив момент испуга,
Чуя слова грозный вес,
Слышит он: «А я за друга,
Я бы на стену полез».
«Он не друг. Не в этом дело,
Мастер он иль нет.
Вся суть —
Жизнь
