народы – немцы, итальянцы, южные славяне – стремились к объединению; нации, находящиеся под властью другого народа, – к созданию собственных национальных государств (ирландцы в Великобритании, норвежцы в Швеции, поляки в России, Пруссии и Австрии, чехи и венгры в Австрии, болгары, армяне, греки и сербы – в Турецкой империи). Первоначально эти движения имели культурно-просветительский характер, но к середине XIX в. идеи национализма стали распространяться широко в простом народе и стали главным лозунгом европейской политики. Национализм почти всегда признавал принцип социального дарвинизма – народы борются за существование, за жизненное пространство, как звери в лесу, побеждает лучший и сильнейший. Понятно, что каждый народ лучшим считал себя и всеми силами стремился к обладанию иными народами, иными землями. XIX столетие стало временем межнациональных конфликтов, завершившихся двумя катастрофическими мировыми войнами уже в ХХ в.
В России зародившиеся в среде славянофилов в 1830—1840-е гг. идеи русского национального превосходства стали принципом государственной политики после того, как они столкнулись во Втором Польском восстании (1863–1864 гг.) с ещё более развитым польским национализмом. Окончательно же они утвердились в царствование Александра III и немало способствовали расшатыванию Российского государства, усилению вражды между населявшими его народами. Но во всех народах находились мудрые и добрые люди, которые счастье и благополучие своего народа не желали строить на принижении иных. Следуя широко распространенному религиозному принципу, они не желали другим народам того, чего не желали для своего собственного – подчиненного, ущемленного, дискриминируемого положения. Они призывали к сотрудничеству, к солидарности народов, утрата которой грозит России развалом. Слышали их далеко не всегда.
Мнение мыслителя
«Земные интересы и права только тогда имеют свое настоящее значение и достоинство, когда они связаны с вечною Правдою и высшим Благом». – Владимир Соловьев. Т. 2. – С. 588.
«Отец мой, граф Келлер, не имея ни капли русской крови, был бы чрезвычайно удивлен, если бы ему сказали, что он – не русский, или бы назвали его иностранцем… Интересы России были дороги сердцу моего отца… Национализм, как его теперь понимают, существовал тогда только в славянофильских кругах… Я говорю о том национализме, который состоит не из любви к отечеству, а скорее, из ненависти к другим», – вспоминала о своем детстве эпохи Александра II графиня Мария Клейнмихель. – «Из потонувшего мира». Берлин. Б.д. С. 12–13.
В политическом языке конца XIX в. широко употреблялся термин «обрусение инородцев». «Обрусение» не следует путать с «русификацией». Царская администрация вовсе не рассчитывала, что латыши, поляки, татары, армяне или грузины в будущем могут превратиться в таких же русских людей, как обыватели Курска или Твери. Вовсе нет. Их религиозные убеждения, их язык, бытовая и высокая культура почти никогда
