на свете – «На прекрасном голубом Дунае». И тут вдруг дала о себе знать Елена, потому что в жизни Маргариты-Тетушки таких приемов было великое множество, а вот Маргарита-Елена переживала сейчас волнующий миг своего самого первого вальса. И, хотя внешне Маргарита выглядела совершенно спокойной, внутри у нее все пело от восторга, счастья и пьянящей душу радости, и, кружась в вальсе – а танцевал Джордж превосходно, она невольно начала напевать:
Donau so blau, durch Tal und Au,
Wogst ruhig du dahin, dich grüßt unser Wien…
– Марджори! Вы восхитительно поете! – воскликнул Джордж. – Но почему так тихо? Порадуйте нас! Доставьте всем нам удовольствие не только видеть, но и слышать вас!
И Маргарита запела в полный голос. Она бесстрашно брала самые высокие ноты, зная, что голос ее не может подвести, и, видя, как гости заворожено ее слушают, с каким восхищением на нее смотрят, как мужчины ловят ее взгляд, наслаждалась этими упоительными мгновениями. «Как жаль, что мама с бабушкой меня сейчас не видят! – подумала в этот момент уже Елена. – Да, у меня теперь другая фигура и внешность, другой цвет волос и глаз, я стала намного моложе, чем была, но внутри-то я осталась их прежней Леночкой! Ну, не может такого быть, чтобы они, так меня любившие, не почувствовали этого!». Оркестр смолк только тогда, когда она допела до конца, и гости разразились не только бурными аплодисментами, но и настоятельными просьбами исполнить что-нибудь еще. Решение пришло мгновенно и Маргарита, находясь все еще под влиянием Елены, обратившись к оркестру, сказала:
– Неаполитанская песня «Mamma».
Прозвучало вступление, и она запела, вкладывая всю свою душу в каждый звук этого короткого слова «mamma».
Mamma son tanto felice perchèritorno da te,
la mia canzone ti dice che èil piùbel giorno per me,
mamma son tanto felice viver lontano perchè…
Она пела так, чтобы там, наверху, на небесах – а ее мама и бабушка, эти две святые женщины, обязательно должны были находиться только в раю, они ее услышали. Чтобы снова почувствовали ее любовь к ним и поверили, что это именно она к ним обращается. Да, у их Леночки не было ни голоса, ни слуха, у нее не было совершенно никаких талантов кроме огромной, всепоглощающей и жертвенной любви к ним, но они должны были услышать и понять, что это поет именно она!
Когда она замолчала, несколько минут стояла полная тишина – все молчали, потрясенные ее исполнением этой хорошо известной песни, но впечатлил собравшихся не столько ее голос, сколько то чувство, с которым она пела, и лишь потом гости, переведя дыхание, зааплодировали и раздались возгласы: «Восхитительно!», «Великолепно!», «Я никогда такого не слышал!». И никто из присутствующих даже предположить не мог, что голосом Маргариты пела душа Елены. Один только герцог Бэлси, знавший о Джейн Лоррибай, мог хотя бы приблизительно понять, почему и для кого пела его жена. Оркестр снова заиграл вальс, пригласив Маргариту, Джордж закружил ее в танце, и их примеру последовали остальные. Танцуя, Маргарита успела заметить, что справа от Бэлси
