узор в журналах. С тех пор как изделие приобрело свой вид у нее в голове, подсказки были больше не нужны.
Половина родительниц в ее классе расхаживали в нарядах, связанных мамой Олей, и на их детках то и дело мелькала то ажурная шапочка, то кофточка. Так слухи дошли до самого верха, и однажды маму Олю вызвала к себе директриса школы. Директриса слыла человеком советской закалки, неизбалованная и суховатая, макияж не признавала, одежду носила неброскую и недорогую, да и было-то у нее всего два костюма, коричневый и синий, которые она надевала попеременно. Она принялась отчитывать учительницу младших классов, напирая на то, что школа не базар и не надо превращать классные комнаты в торговые павильоны. Мама Оля была с нею полностью согласна. Но что делать, если молодые мамочки-модницы буквально осаждают ее, когда приходят забирать своих чад? А зарплату мужа постоянно задерживают, и денег не хватает, но, впрочем, сейчас так почти у всех…
– Это учебное заведение, – отрезала директриса и вдруг осеклась.
В раскрытой сумке мамы Оли лежало нечто лиловое и воздушное. Тонкие переплетения нитей таинственно мерцали. Этому изделию – чем бы оно ни являлось – не нравилось лежать свернутым в учительской сумке.
– Это что там у вас? – отрывисто спросила директриса, тыкая пальцем в лиловый секрет.
– Это шазюбль.
Какое нездешнее, диковинное название… От него так и веет соблазном, шепотом в темном будуаре и удушливым запахом королевских лилий.
– Он наподобие кардигана, только очень тонкий. Вот связала на пробу.
– И… чей он?
– Пока ничей.
Мама Оля отнюдь не была дурой. Она в мгновение ока достала сверток, легонько его тряхнула, и лиловое кружево хлынуло вниз, из бесформенной прелести возникли очертания рукавов и застежки на груди.
– Хотите примерить? Если вам понравится, я дарю его вам.
– Ну что вы… – замешкалась директриса, не сводя хищных глаз с пряжи.
Мама Оля невинно улыбнулась:
– Точно-точно. У вас на той неделе был день рождения, а я на больничном сидела и даже не поздравила.
Директрису не пришлось упрашивать дважды, она уже торопливо расстегнула пуговицы дешевого пиджака и осталась в простенькой белой блузке. Мама Оля помогла надеть шазюбль, аккуратно соединила застежку.
– Вы позволите? – спросила она у директрисы, указав на строгий пучок. И, истолковав пыхтение как согласие, распустила ее волосы.
– Где у вас тут зеркало?
– В шкафу.
Когда створка была распахнута, из зеркальной глубины вынырнуло отражение нестарой еще женщины, с приятным, хотя и утомленным лицом в обрамлении волны каштановых волос, привыкших к тугой прическе. Сквозь переплетение нитей фигура директрисы истончилась и вытянулась, и весь ее облик приобрел безмятежность и женственность.
