армию ― весьма накладно. Пусть этим занимается «чужой дядя», у которого уже есть все необходимое ― техника, вооружение, обученные специалисты.
Н-да… Столько лет ноги моей не было на Пустоши. Вроде немалый срок. Но стоило вернуться, и воспоминания тех дней тоже вернулись. Наверное, проживи я эти годы здесь, они бы надежнее стерлись из памяти, а так, среди картин и впечатлений иных миров, мое прошлое лишь слегка обтрепалось, но не потеряло красок. И все же воспоминания изменились. Они меня больше не беспокоили. Как поговаривала Зайда, если не очиститься от прошлого, которое отравляет тебе жизнь, то и будущее у тебя будет не лучше. Я давно уже испытывал лишь легкое сожаление. И из этого состояния меня вряд ли что выведет на моей бывшей родине. Ключевое слово ― «бывшей».
К месту говоря, я абсолютно не опасался, что меня кто-то узнает…
– Ну и что чувствуешь?
Неожиданный вопрос вывел меня из состояния внутреннего созерцания, заставив перевести взгляд на бикаэлку. Всем своим видом выражая этакую ленивую скуку, Зайда, тем не менее, краем глаза приглядывала за квадратом на посадочном поле, в центре которого разместился «макси». Других кораблей на поле не было, подозрительные личности вокруг тоже не шастали, но она приглядывала по привычке, въевшейся в сознание за несколько десятков лет работы на внешнике. Немудрено ― именно она по должности отвечала за безопасность людей и имущества с «Забулдыги».
– Любопытство, ― ответил я, улыбаясь как можно безмятежнее. ― Я чувствую любопытство. И все.
– Как это ― все? ― Зайда скептически приподняла брови. ― А как насчет трепета в груди, щемящего узнавания, обостренной вспышки ностальгии и радости от возвращения? К примеру, не хочешь сбегать пометить территорию, как в сопливом детстве?
– Вот за что ты мне всегда нравишься, Зайда, ― за неизменное чувство юмора. Никогда не упускаешь возможности позубоскалить на мой счет.
– Стараюсь, племяш, стараюсь. Как свалился на мою голову, так и стараюсь.
Зайда отвернулась, снова уставившись бдительным оком на челнок.
С тех пор как по всем документам я превратился в ее сводного племянника ― полукровку-бикаэльца, она не оставляла насмешливо-покровительственный тон. Я видел, что ей откровенно нравится эта игра; с собственными детьми у Зайды как-то не сложилось, и сфабрикованное родство доставляло ей определенное удовольствие, хоть как-то реализуя дремавшие в глубине души этой сильной и волевой женщины материнские инстинкты. Что ж, я не против. У нас с ней отличное взаимопонимание, и ее опека никогда не бывает назойливой, она всегда тонко чувствует момент, когда следует остановиться.
«А ведь она совсем не изменилась за эти годы», ― неожиданно понял я, продолжая разглядывать Зайду в профиль, разглядывать так, словно видел ее впервые. Наверное, именно возвращение на Полтергейст заставило меня взглянуть
