наказывать сполна. На его памяти ссученным ворам перебивали хребты, оставляя их доживать остаток жизни в неподвижности. Случалось и такое, что провинившегося привязывали за ноги к двум согнутым березам, а потом исполнитель «правилки» перерубал веревки. Распрямившиеся деревья разрывали приговоренного, разбрасывая его останки на десятки метров. Приговоренного могли привязать к дереву подле муравейника, на радость трудолюбивым мурашам, а через неделю от него оставался только побелевший скелет.
Однажды Гриша Монин и сам присутствовал на подобной «правилке» – на его глазах приговоренному залили в горло ртуть. Отравившийся вор не протянул даже дня и умирал в страшных муках. Вина его заключалась в том, что он не вернулся за подельником, раненным во время перестрелки.
Однако срок удалось протянуть без «правилки». Где-то в глубине души он понимал, что его прокол лишь только отодвинул разбор на время, придет день, когда ему предстоит отвечать сполна.
Освободился Гриша Монин тихо, без выставленной «поляны». Просто получил расчет и в каптерке, скинув с себя одежду зэка, переоделся в цивильную одежду. Шагнув за ворота, он подумал о том, что в его семье не подозревают о его освобождении и наверняка думают о том, что он просто переведен в другой лагерь.
Шагнув за колонию, Гриша уже в который раз перечитал справку об освобождении, полистал паспорт с выпиской и, глубоко вздохнув, потопал в сторону железнодорожной станции.
Моню грела мысль о том, что худшие опасения остались позади: не нужно думать о том, что его ожидает жестокая «правилка», после которой обычно приговоренного зэка ждет только смерть, и что в поезде, повстречав случайных попутчиков, он уснет глубоко, уже совершенно не заботясь о завтрашнем дне.
Еще через шесть часов он ехал в сторону Питера. Даже долгое ожидание поезда не казалось ему утомительным – нагретая солнцем лавочка куда приятнее твердого шконаря, на котором приходится кемарить в три смены. Кроме него, в купе было еще двое мужчин и молодая женщина. «Одна компания», – определил по разговору Моня и, сдержанно поздоровавшись, расположился на нижней полке, где сразу и задремал под мерный перестук колес. Уже смежив глаза, ему подумалось о том, что за последние несколько лет он впервые так сладко отдыхал.
Проснулся он от какого-то враждебного присутствия. В купе было темно, только через открытое окно просачивался свет мерцающих звезд. Но опасность была так близко, что в затылке заломило. И в следующую секунду кто-то сильно толкнул его в бок.
Повернувшись, он увидел своего соседа по купе. Блеснув золотыми зубами, он зло процедил:
– Вставай, паскуда, разговор есть!
В купе было еще два человека – молодые парни лет двадцати пяти смотрели на него настороженно, в глазах злой блеск.
– Не рыпайся, падла, – подался вперед золотозубый, выставив руку с ножом.
У самого горла Моня почувствовал холодное прикосновение стали.
– А
