и прочие вещи выносило из люков или выходов наверх, судно погрузилось совсем, одна только задняя часть оставалась сверх воды. Баркас, стоявший на палубе, был мгновенно оторван стремившимися уже через верх волнами и оными, поднимаясь, перебил многих людей, собравшихся на корме».
Оставшиеся же в живых были обречены на мучительную и долгую смерть от замерзания. Комиссар Богданов обязан был своим спасением двум шубам, а унтер-офицер Изотов был накрыт тремя матросами. «Какой пример любви к начальству в людях наших!» – так отозвался об этом поступке матросов адмирал В. М. Головнин.
Все погибшие с судна были сняты. В числе команды недоставало девяти матросов и одного офицера. Часть из них остались внизу, в том числе и пассажирка с сыном, еще несколько человек смыло волнами.
У тридцатилетнего Щечкина в Свеаборге осталась молодая жена. Двое Абрютиных, старший восемнадцати, а младший семнадцати лет, бывшие на «Фальке», являлись родными братьями жены командира. Отец их служил плац-майором в Свеаборге. «Удар слишком жестокий для отца и матери в один раз потерять двух сыновей и зятя!» – восклицал об этой семейной трагедии один из современников.
Разбитый волнами бриг «Фальк» в строй больше не вводился. Останки его позднее разобрали на дрова. Никогда более в российском флоте не было другого корабля с этим именем. В истории же нашего флота бриг, на котором произошла столь жуткая трагедия, еще долго назывался не иначе как корабль мертвых.
Погибшие с «Фалька» были похоронены на одном из кронштадтских кладбищ. Ныне не осталось ни могил, ни самих этих кладбищ.
Известный российский мореплаватель адмирал В. М. Головнин так отозвался на гибель брига и почти всей его команды: «Страшна и жестока должна быть участь странника, погибающего среди снегов отдаленной пустыни, где нет никакого для него убежища, ниже селений, откуда мог бы он надеяться получить помощь; но стократно ужаснее и мучительнее гибель несчастного, который замерзает, так сказать, на пороге собственного дома и для спасения которого стоило бы отворить двери, если б домашние его, покоящиеся в сладком сне, знали о месте его пребывания. Подобную сей горькую чашу суждено было испить злосчастному экипажу брига “Фальк”, разбившегося при самом входе в главный наш порт Кронштадт».
Быть может, в истории с бригом «Фальк» нет той жгучей тайны, которая окружает классический Летучий Голландец, но от этого его трагедия не стала менее страшной…
Вот уже почти полтысячелетия он не знает покоя ни днем, ни ночью. Вот уже почти полтысячелетия его непрерывно носит по всем морям и океанам страшная и неведомая сила. Ночью на его мачтах всегда дрожат огни святого Эльма, а днем солнце выжигает рассохшуюся палубу. В многочисленных пробоинах плещется вода, но это не мешает ему, как и прежде, уверенно держаться на волне. Его паруса всегда полны попутным ветром, и даже в полный штиль он уверенно мчится вперед. Это великий и ужасный Летучий Голландец – вечный скиталец
