я уже сказал свое слово, и теперь от него не отступлюсь, – продолжал между тем господин Джонсон. – Однако правила приличия не позволяют мне быть неучтивым с дамой. И коль скоро я не могу уступить вам этого, то с радостью подарю любого другого. Шестнадцать фунтов. И покончим с этим.
– Вы очень любезны, сударь. В таком случае не могли бы вы подарить мне вот этого? – Она капризно указала пальчиком на Патрика.
– Миссис Джейн, я же сказал, вы можете выбрать любого другого.
– Да, да, конечно. Простите, я как-то не сообразила. Двадцать фунтов, любезнейший.
– Что это значит?
– Вы пообещали мне любого из своих рабов. Однако упорно не желаете отдать мне этого.
– Полноте. К чему вам этот мешок с костями? Двадцать пять фунтов.
– Об-божаю погреметь костями. Пятьдесят фунтов.
– Шестьдесят фунтов, – не сдавался Джонсон.
– Вы ведь не отступитесь, да, мистер Генри?
– Проверьте.
– Как я вас понимаю. Ради честного словца, и так далее, и тому подобное. Сто пятьдесят фунтов.
– Двести фунтов, – зло взглянув исподлобья на издевающуюся над ним женщину, бросил Джонсон.
– Ах нет. Для меня это уж слишком. Он ваш. Я полагаю, что теперь вы мне не подарите своего раба?
Все же отступилась. Впрочем, могло ли быть иначе? Своему давнему сопернику она уже насолила. Дальнейшая торговля была бессмысленна, и она это четко почувствовала. Джонсон уступил бы ей, а потом воспользовался бы каким-нибудь подходящим случаем и убил бы этого лекаря, выплатив ей убытки. Причем в этом случае была бы выплачена средняя цена, а не столь безбожно завышенная их взаимными амбициями. Конечно, это не то, что владеть своим обидчиком и выдавливать из него жизнь по капле. Но вполне приемлемо.
– Сожалею, но вы упустили свой шанс, – пожав плечами, подтвердил ее опасения Джонсон.
– Какая жалость! А то я присмотрела вот этого верзилу. Но нет, так нет, – явно потеряв интерес к происходящему и окинув Патрика лукавым взглядом, подытожила Джейн.
«Н-да. Весело, нечего сказать. И какая его теперь ожидает участь?» Шейранов с тоской наблюдал за тем, как трясется от страха его носитель. Кларк в общем-то был не трусливого десятка. Но ситуация, когда он оказался в роли подневольного и бесправного раба, да еще и в полной власти жестокого врага, Сергея Федоровича откровенно пугала. О крутом нраве Джонсона на Барбадосе знали все, без исключения. А ведь среди плантаторов очень даже процветали весьма изощренные истязания. Ну, чисто святая инквизиция, которую так любят поносить англичане. Впрочем, и католическую церковь в целом – тоже.
Может, стоит Перегудову наконец вмешаться? Шейранов пробубнил свои опасения так, чтобы не быть услышанным окружающими. Никакой реакции. Продюсер хранил молчание. А в том, что Антон находится в операторской, Шейранов не сомневался ни секунды. Как, впрочем, и в том, что группа быстрого реагирования где-то неподалеку.
