крайне редко. – Не зря Алкуин сказал, что ты толков.
Я ждал, что он скажет дальше.
– Твое участие в этом деле закончено, – добавил архиепископ.
– Мой господин, но я еще не установил четкой связи между богатством Альбина и нападением на Папу, – дерзнул возразить я.
– Это уже более не твоего ума дело, – перебил мой собеседник. – Через несколько дней Папа Лев со своей свитой отправляется в Рим. С ними отбываю и я. Ну а там я начну формальное расследование обстоятельств нападения.
Меня словно обдало яростным жаром – настолько, что я безотчетно рискнул навлечь на себя гнев архиепископа.
– Мой господин, в таком случае вам не мешало бы выслушать, что, по моему мнению, составляло истинную причину нападения на Льва.
У Арна на щеках зашевелились упрямые желваки.
– Завтра в предрассветный час король выезжает на охоту. Я должен его сопровождать, а потому оставшиеся до утра часы хотел бы употребить на сон.
Он как будто собирался шагнуть сквозь меня.
– Убить Папу никто не пытался, – тихим ровным голосом промолвил я.
От этих слов Арн остановился.
– Что ты сказал?! – рыкнул он. – И откуда у тебя такие мысли?
– Никто не нанимает шайку мелкой швали для того, чтобы она лишила зрения самого Папу, да еще средь бела дня и прямо на улице. Такое по плечу только опытным истязателям где-нибудь в каземате.
Архиепископ уничижительно фыркнул:
– Ты видел на лице Льва шрамы? Так вот, они отнюдь не нарисованные.
– Его пытались напугать, но не убить.
– С чего бы кому-то взбрело в голову наводить ужас на Папу? – спросил Арн, нетерпеливо дернув плечом.
– То было предупреждение. Друг в Риме обратил мое внимание на странное совпадение: все три служителя, которых можно заподозрить в осведомленности о налете, или были, или сейчас тесно связаны с папской казной.
Архиепископ резко тряхнул головой:
– Зигвульф, мои слова о твоей разумности я беру назад. Ты глуп. Измышляешь заговоры там, где их нет.
– Мой господин, я полагаю, что неверное поведение Папы и обернулось для него посягательствами на репутацию и угрозами.
В глубине стальных глаз Арна блеснули искорки-молнии.
– Не испытывай мое терпение, солдат. В твоих услугах больше нет надобности.
На дверь мне было указано столь однозначно, что оставалось лишь учтиво поклониться и выйти. Вообще-то хорошо, что моя роль королевского соглядатая была на этом закончена. На душе у меня стало спокойно и слегка печально. Но вместе с тем, отправляясь в ночь, я чувствовал безотчетное глухое опасение, что что-то здесь не так. Уж слишком резко и без всяких доводов избавился от меня архиепископ. Сама собой напрашивалась мысль: уж не приближаюсь ли я к чему-то, чего
