помочь попавшим под ракетный обстрел боевикам решили их друзья, остававшиеся на противоположном – афганском берегу Пянджа. По российским солдатам начал работать миномет, а в небо, оставляя едва заметный дымный след, ушли один за другим два «стингера» из переносных зенитно-ракетных комплексов.
Пилот вертолета каким-то чудом учуял опасность и вовремя отстрелил тепловые ловушки, заложив крутой вираж над горной цепью. Винтокрылая машина стала стремительно удаляться, превращаясь в черную точку, из которой вдруг с пронизывающим душу воем вырвались одна за другой пять или шесть ракет, устремившихся к позициям душманов на противоположном берегу. Через мгновение там начался кромешный ад. В мутные воды быстрой реки с шипением падали каменные осколки вздыбленной горной породы и шлепались окровавленные куски человеческих тел.
– Ай да молодца, оператор! Глаз как алмаз! – похвалил вертолетного стрелка Подметалин.
Срочную службу сержант отбывал в батальоне аэродромного обслуживания вертолетной части на Северном Кавказе и знал, что стрелка вертушки официально именуют оператором.
– Эй, куда же вы? – крикнул сержант вслед удаляющейся винтокрылой машине.
Однако он напрасно волновался. Вертолет улетел не насовсем, развернулся и вновь вынырнул из-за каменной гряды и остановился над ней, становясь прекрасной целью, но открывать огонь по вертушке с красными звездами на борту уже, видимо, было некому. Несколько душманов, из тех, что надвигались сверху на взвод российских контрактников, побросав оружие, стояли с поднятыми руками. Противоположный афганский берег молчал.
Вертолет завис над склоном горы и так висел некоторое время, пока контрактники не окружили боевиков и не повели их, связав предварительно руки, узкой горной тропой к таджикской пограничной заставе.
А спустя двое суток после этого боя в небольшом таджикском городке, скорее большом кишлаке, в полусотне километров от границы с Афганистаном, офицер-оператор того самого МИ-24-го колдовал в своей половине жилого модуля над составом таинственного напитка. Сверяясь с затертой бумажкой с какими-то каракулями, он отсчитывал капли из пипетки в стакан, уже заполненный густой жидкостью приятного желтовато-зеленого цвета. На блюдце лежали два выжатых лимона, а над открытой банкой меда назойливо жужжала оса.
За стенкой, судя по доносившимся бессвязным выкрикам, шел пир горой. Экипажу вертушки удалось списать три литра «шила» – подкрашенного спирта из многолитрового бачка стеклоочистителя фонаря кабины своей боевой машины. Путем некоторых нехитрых манипуляций три литра спирта превратились в семь бутылок вполне приличной, а главное – совершенно дармовой водки.
В стенку постучали, и кто-то уставшим голосом выкрикнул:
– Петруха! Хорош дурью маяться! У нас еще три пузыря целых!
На лице Петрухи – старшего лейтенанта военно-воздушных сил России Петра Романчука – отпечаталось лукавое выражение, не покидавшее его физиономии ни при каких обстоятельствах.
