комнату, вспоминая, как девять лет назад ее привезли в Лондон (можно сказать, прямо из леса), чтобы сделать компаньонкой по играм и урокам для кузины Эдит. В этой темной, типичной для Лондона детской заправляла аскетичная манерная няня, которая придирчиво следила за чистотой их рук и опрятностью платьев. Здесь же состоялось ее первое чаепитие – отдельно от отца и тети, обедавших где-то внизу под бесконечными лестничными пролетами. По ее наивной логике, она находилась наверху, то есть на небе. Значит, взрослые обедали внизу, в самых недрах земли. До́ма – до того, как она переехала в особняк на Харли-стрит, – гостиная служила ей детской комнатой, в которой она проводила много времени, и Маргарет всегда обедала и завтракала вместе с родителями.
Но хорошо ли воспитанной и гордой восемнадцатилетней девушке вспоминать горькие слезы разлуки, пролитые маленькой девятилетней девочкой, в ту первую ночь прятавшей свое лицо под одеялом? Няня велела ей не плакать: ведь она могла разбудить и расстроить мисс Эдит. Однако Маргарет рыдала еще сильнее, пусть и тише, до тех пор, пока ее величественная и милая тетя не поднялась наверх, чтобы показать мистеру Хейлу его маленькую дочь. И тогда она, проглотив рыдания, притворилась спящей. Маргарет боялась огорчить отца своими безутешными слезами и показать их тете. Было неправильно вести себя так после долгих надежд и планов, которые они лелеяли дома, прежде чем ей подобрали гардероб, соответствующий знатному окружению, и прежде чем папа смог оставить на несколько дней свой приход, чтобы отвезти ее в Лондон.
С той поры она успела полюбить детскую комнату, хотя сейчас ее переделали в помещение для прислуги. Маргарет снова осмотрелась вокруг. Мысль о том, что через три дня она должна была покинуть дом тети, пробудила в ней мягкое сожаление.
– Ах, Ньютон, – сказала она, – я думаю, мы все будем с тоской вспоминать эту милую комнату.
– Может, кто и будет, мисс, но только не я. Мои глаза уже не так хороши, как в молодости, а освещение здесь плохое, поэтому для починки кружев мне приходится сидеть у окна. Там всегда ужасный сквозняк – такой, что можно околеть от холода.
– Надеюсь, что в Неаполе вам хватит и тепла, и света. И штопать, наверное, придется не меньше, чем здесь. Спасибо, Ньютон. Я сама отнесу их вниз. Вы же заняты.
С наслаждением вдыхая пряный запах шалей, Маргарет спустилась в большую гостиную. Так как Эдит еще спала, тетя попросила ее на себе продемонстрировать великолепие индийских нарядов. Никто, конечно, не сказал об этом, но высокая и стройная Маргарет, облаченная в черное шелковое платье, которое она носила как траур по дальнему родственнику, поразила всех своей красотой. Яркие пестрые шали, наброшенные на плечи девушки, ниспадали длинными изящными складками, подчеркивая ее фигуру. На Эдит они смотрелись бы не так рельефно. Маргарет молча стояла под люстрой и послушно выполняла указания тети. Во время одного из поворотов она случайно увидела свое отражение в зеркале над каминной полкой – знакомые черты в обрамлении наряда восточной принцессы. Ей нравилось носить
