Это он хорошо знал. А ещё он знал, что очень скоро его выпроводят отсюда. А значит, надо успеть всё хорошенько разведать.
Люди неприятно морщились, когда он пробегал мимо. Иные инстинктивно отодвигались, чтобы он не задел их слюнявой мордой.
– Кыш! Брысь! Брысь, говорю! – завопила толстая тётка, когда пёс, видно, учуяв что-то, ткнулся в её сумку. – Кто собаку пустил? Бешеная! Где начальство?
Начальство не отзывалось.
– Да уймись, ты! Сама бешеная, – лениво проворчал бугай с красным лицом, которого этот вопль вывел из приятной дрёмы. – Эй, Тузик! Лапу дай! Дай лапу, кому говорю!
Пёс, понимая, что обращаются к нему, осторожно втянул запах, шедший от человека. И если бы не перегар, перекрывавший всё остальное, он бы смог уловить, что от бугая пахнет ещё копчёной колбасой, чёрным хлебом и въевшимся в одежду машинным маслом.
Бугай слегка поддел носком ботинка лапу пса.
– Подымай! Подымай, морда! Дай лапу!
Пёс заворчал и осторожно попятился назад.
– Рычит! Рычит как! Слышите? Бешеная! – снова завопила тётка. – Сейчас набросится!
Пёс не понимал её, но зато помнил, что всегда лучше держаться подальше от того места, где кричат. Он поджал хвост и побежал по другому ряду.
– Циркач, блин! – усмехнувшись, проворчал седой мужчина в очках, наблюдавший, как бугай заставлял пса дать лапу. – Так он тебе и даст!
Сам он жевал бутерброд с колбасой, прихлёбывая время от времени горячий чай из термоса. Пёс уловил запах от бутерброда и в нерешительности остановился неподалёку.
Седой мужчина посмотрел на него и снова усмехнулся. Наверное, он всё в этой жизни делал усмехаясь.
– Держи, слюнявый! Помни мою доброту!
Он кинул ему остатки бутерброда. Пёс сперва испуганно отскочил, но потом, разобрав, что это еда, а не камень, вмиг подмёл бутерброд с пола. Облизнувшись, он уселся рядом, косясь на седого бурым глазом: а вдруг ещё даст.
Бутербродов у седого больше не было, зато у него вдруг тоже возникло желание позаигрывать с дворнягой. И он в третий раз усмехнулся.
– Дай лапу! Эй, слюнявый, дай лапу! Ну, дай ты! Я ж тебя накормил!
Пёс вытянул морду и ловил запахи от седого, отчаянно шевеля бровями. Пахло по-прежнему колбасой, только вот самой колбасы уже не было.
– Циркач! – презрительно раздалось в этот раз уже в адрес седого. – Артемона нашёл! Он же тупой, бродячий! Какая там лапа?!
Сосед седого фыркнул и вновь уткнулся в газету. Седой недовольно посмотрел на него. В этот раз он почему-то не усмехнулся.
– Чего вы там с собакой сюсюкаете?! Выгоните лучше! – снова завопила толстая тётка.
Ей никто не ответил.
В углу, даже не на скамейке, хотя свободных мест и было
