нарастал, строй стал колебаться. Кернер сдернул с плеча ближайшего дядьки винтовку, передернул затвор и выстрелил в воздух. Во дворе мгновенно затихло.
– Смирно стоять! – зло крикнул «гнида», потрясая винтовкой. – Всех накормим. Кто не подчинится – застрелю! Ясно?
Ему не ответили, но строй выровнялся. Двое дядек подтащили корзину, там лежали толстые ломти хлеба. Хлеба бойцы Саломатина не видели уже месяц, при виде его строй дрогнул, но тут же застыл под бешеным взглядом уполномоченного. Дядьки молча совали в руки каждому по ломтю, бойцы тут же впивались зубами в душистую черную мякоть. Торопливо набивали рот в надежде получить еще, когда корзину понесут обратно, давились, кашляли. Другие дядьки в ответ на это черпали из бидона кружками, давали запить.
– Вы даете им молоко? – изумился эсэсовец, заглянув в бидон. Он перешел на немецкий.
– Это обрат, – пояснил Кернер тоже на немецком, – получается при отделении сливок из молока. Обычно его дают телятам, но у нас нет столько молодняка, выливаем. Хотите попробовать?
Эсэсовец засмеялся и покачал головой.
– Однако вы хорошо их кормите, – заметил он, когда дядьки сняли вторую корзину с воза.
– Им предстоит пройти двадцать километров, а у меня только две телеги.
– Пристрелите отставших – и дело с концом!
– В деревне каждые руки на счету, большевики успели мобилизовать молодежь...
– То-то вы увели из Города двух молодых евреев, – лукаво улыбнулся эсэсовец. – Я все знаю, Кернер, учтите!
– Разве плохо, если евреи работают на Германию? – пожал плечами уполномоченный. – Они жаловались, что здесь им нет применения. Могу забрать остальных.
– Остальные – старики, женщины и дети, – махнул рукой эсэсовец. – Хватит с вас пленных. Кстати, ловко стреляете! Где учились? В армии?
– Большевики не призывали в армию лиц с высшим образованием. В школе была обязательная военная подготовка. Каждый молодой русский умеет стрелять.
– Однако это им не слишком помогло! – ухмыльнулся эсэсовец...
Когда немцы ушли, в том числе солдаты, строй пленных сразу рассыпался. Бойцы сидели на земле, жевали, пили из кружек. Саломатину тоже сунули в руку ломоть хлеба, но он просто держал его – есть ему не хотелось. Уполномоченный, проходя, внимательно посмотрел на него и что-то сказал одному из дядек. Тот подошел с кружкой.
– Выпей, сынок!
На раскрытой ладони дядьки лежала белая таблетка. «Что это?» – хотел спросить комбат, но промолчал. Какая разница, что? Он положил таблетку на сухой язык, запил из кружки. И только затем ощутил вкус – в кружке было молоко! Прохладное, свежее, вкусное... Он жадно допил и стал жевать хлеб. Мякиш был тоже свежим – хлеб испекли утром. Он не заметил, как съел все – до последней крошки. Хмурый дядька сунул ему второй ломоть, в другую руку дал полную кружку. Саломатин доедал, когда рядом очутился Артименя.
– Таварыш камандир,
