этнополитику ельцинского периода, мы должны исходить из того, что любая политическая программа исполняется не буквально. Она лишь вызывает к жизни определенные архетипы (которые при отсутствии данной программы могут в течение длительного времени находиться как бы в «замороженном» виде) или политическую практику реализации групповых интересов.
Право на преодоление допущенной дискриминации по этническому признаку всегда может быть интерпретировано как оправдание дискриминации по отношению к людям, не имевшим никакого отношения к прежним конфликтам между властями и этносом. Тогда равенство прав народов нарушает равенство прав граждан. Даже незначительный дисбаланс здесь может стать источником политического капитала определенной части властных и околовластных этнических группировок, разжигающих вражду между народами.
Неверно интерпретированный тезис о поддержке малых народов может ущемить права остальных народов России. Например, свободное использование природных ресурсов малыми народами может приводить к распродаже национального достояния за пустяковые услуги авантюристов. Внедрение этнических меньшинств в органы власти нарушает естественно складывающееся представительство.
Допустим, что начинает реализоваться программа обеспечения свободы выражения этнической самобытности. Самобытность тут же совпадет с пренебрежением к общенациональному укладу, отказом принимать нормы поведения, принятые в ведущем общенациональном типе культуры. И тогда мы видим на среднерусских базарах армию торговцев с Кавказа и из Средней Азии, плохо понимающих по-русски, пренебрегающих традиционным укладом местного населения и создающих криминальные сообщества по принципу этнической солидарности.
По тем же самым причинам право на образование на национальном языке при хроническом дефиците средств на общенациональную программу образования сплошь и рядом будет реализовано как право навязывать образование именно на языке «титульного» этноса при ущемлении права получать образование на государственном языке. Данное положение наблюдается в ряде внутренних российских республик, где произошло сокращение русских школ и введение «двуязычия», а местный язык навязывается в ущерб изучению европейских языков. Здесь этницистами использована методика прежней власти – «удовлетворение все более растущих потребностей». В данном случае речь идет о мощно заявляющих о себе потребностях локального значения, отнимающих ресурсы у общенациональных образовательных программ.
Межнационалы-сепаратисты предлагают для России в качестве основной формы сосуществования народов ни много, ни мало – двуязычие и даже многоязычие. То бишь каждый гражданин России должен знать два и более языка. В принципе, тезис кажется привлекательным. Но есть ли на это силы, возможности? По всей видимости, ответ напрашивается сам собой: в сегодняшних условиях Россия не может превратиться в страну полиглотов, освоивших «титульные языки», пригодные лишь для бытового общения
