я допускаю, что Света в порыве гнева могла полоснуть подругу по шее. Как и каждый из нас. Могла она чугунной сковородкой врезать по ненавистному затылку? Запросто. Как и каждый из нас. Но я не верю, что она в состоянии была сделать и то и другое! Сунуть нож в руку умирающему человеку, бросить в сумку чугунную сковородку и с оной отбыть в неизвестном направлении… Зачем она прихватила с собой сковородку?
– Паша! Остановись! При чем тут сковородка? Откуда ты взял сковородку? Почему ты решил, что удар нанесен именно сковородкой?
– А чем еще? – тихо спросил Пафнутьев.
– Да чем угодно!
– Например?
– Ну, хотя бы… Хотя бы…
– Валя, нет в квартире ни одного предмета, которым можно сделать подобное. Просто нет. А если и был, то убийца унес его с собой. А сковородка ли это, гантеля, солдатский сапог… Главное мы установили – орудие преступления унесено с собой. Возможно, его и принесли заблаговременно. Если все это так, то мы имеем хорошую такую, продуманную подготовку убийства. Но вложить лезвие в руку – это глупость. Нож очень острый, ты сам говорил. Я хорошо его рассмотрел. Такие ножи в ходу у таджиков, узбеков… Им можно вскрыть дыню, зарезать барашка и не только барашка… Тонкая узкая ручка, широкое, злое лезвие, на котором слова из Корана… Что-нибудь этакое нравственное, возвышенное.
– Я знал, я знал, что Света невиновна! – Худолей вскочил из кресла, порывисто подошел к окну и, кажется, только сейчас увидел, как раскачиваются на весеннем ветру деревья, услышал визги ребятни во дворе.
– Валя, – грустно проговорил Пафнутьев. – Я не сказал, что она невиновна. Обстоятельства позволяют толковать и так и этак. Убийц могло быть и несколько. Кто-то бил по голове, кто-то орудовал ножом, кто-то затыкал тряпкой рот. Но то, что есть инсценировка, попытка изменить характер преступления, это очевидно. Анатом сказал, что, если бы женщина схватилась рукой за лезвие, как нас пытаются убедить, она вспорола б себе ладонь до кости. А у нее на ладони ни царапины, представляешь?
– Паша, а может, они и Свету… А?
– За что?
– А за что эту?
– Было за что… Она беременная.
– Разве за это убивают?
– Да, – сказал Пафнутьев, как о чем-то само собой разумеющемся. – Встречаются люди, для которых подобное обстоятельство просто непереносимо. А убийство кажется им самым легким решением, самым разумным. Представляешь, как странно устроена психика человеческая – сказать женщине твердо и ясно, что он ребенка не желает, жить с ней не хочет, что уходит и навсегда… Сказать это в глаза – совесть не позволяет. Неловко ему, поскольку прекрасно понимает, что все эти слова, вместе взятые, есть подлость. Да, после всего, что было у него с этой женщиной, сказать подобное – чистой воды подлость. И он выбирает путь более легкий, более для него простой – бьет сзади по голове тяжелым предметом и тем самым выключает ее сознание. Он не может допустить, чтобы женщина о нем плохо подумала. Ему это тяжело, поскольку душа у него трепетная,
