style="font-size:15px;"> – Этот парень ни фига не помнит. Он не помнит, как его зовут, кто он и откуда. Он не помнит, что с ним произошло и кем он был раньше. Это какое-то новое существо. Без прошлого. Зомби. Ты знаешь, что такое зомби?
– Встречать не приходилось, но слышать слышал. Ожившие мертвецы с какой-то заданной программой.
– Вот-вот. В самую точку. Ожившие мертвецы с заданной программой. Единственное, что он помнит, – человеческие слова. Слава богу, хоть русские слова. Бог не лишил его совсем уж всего. И еще... Он проявляет все возрастающий интерес к моей Вале – вот которая была здесь недавно.
– Мужской интерес?
– Да не совсем... Хотя и до этого дойдет рано или поздно... Для такого интереса все, что требуется, у него сохранилось в прекрасном состоянии. Валя ему кого-то напоминает... Он так говорит. А кого именно – не знает. Не помнит.
– И при нем никаких документов, водительских прав, блокнотов, записок?
– Ни фига. Кроме вот этого. – Овсов вынул из ящика стола небольшую, в половину почтовой открытки фотографию. – Посмотри.
Пафнутьев взял снимок. Это был портрет молодой женщины. Едва уловимая улыбка, взгляд исподлобья, который можно было бы назвать и выжидательным, и настороженным, короткая прическа, светлая блузка, пиджак. Ее наряд не выглядел праздничным, но это была хорошая одежда.
– Красивая женщина, – сказал Пафнутьев. – Мне нравится. – Он перевернул снимок – оборотная сторона была чиста. Ни даты, ни имени, ни росчерка. – Твой Зомби видел эту фотографию?
– Конечно. Он ее не помнит.
– Послушай... Если он был, как ты говоришь, в неважном состоянии, если машина сгорела, а у него в спине дыра от ножа... Как же сохранился этот снимок?
– Он был в целлофановом конвертике. Знаешь, выпускают такие для удостоверений... Все было залито кровью, но снимок в конвертике не пострадал.
– Где нашли? – спросил Пафнутьев.
– В заднем кармане штанов.
– А в остальных карманах?
– Пусто. Его хорошо обшарили... Только в задний заглянуть не догадались. Или же не смогли – он лежал на спине. – Овсов взял снимок, еще раз всмотрелся в женское лицо.
– И он не знает, кто это?
– Паша, повторяю в сотый раз: не знает, кто он сам. Зомби. Каждое утро встречает меня одним и тем же вопросом: «Ну что, узнали, кто я?»
Пафнутьев подошел к окну, потрогал крашеную раму, провел пальцами по стеклу, щелчком сбросил с подоконника дохлую муху, снова сел на кушетку.
– Хорошая кушетка, – сказал он отстраненно. – Надежная.
– Да, вполне, – согласился Овсов. – Не люблю мягких кроватей. На мягком плохие сны снятся... Задыхаюсь, проваливаюсь куда-то, тону... Ну и так далее.
– Хорошая кушетка, – повторил Пафнутьев и без всякой связи спросил: – Он сильно изуродован?
– Ничуть, – ревниво ответил Овсов. – Я хорошо поработал. Если ему немного начесать волосы на лоб, отрастить небольшую бородку и надеть темные очки... То вообще ничего не заметишь. А
