крылья где-нибудь за спиной,Ручка в его руках – оружие ближнего боя.
Помолчит минуту, кажется – век с тобой,
Покажет листок – а там такое…
Такое, что на расстрел. Такое, что на разрыв.
Такое, что хоть сейчас намыливай свою петлю.
Его строки – это тоска, нервный срыв,
Это танец по лезвию на самом краю.
Он как снег, выпавший летом,
Он исчезнет сквозь время, как утекает вода.
Милая. Никогда не любите поэтов.
Слышите? Никогда.
Лолита
Набоков молчит. Напротив сидит Лолита.
Одними губами шепчет: «Пиши же меня, пиши»,
Он взахлеб о ней – откровенно и так открыто,
Он ей отдал останки своей души.
Лолита смеется, бежит за новым героем.
Ей четырнадцать, кажется – тридцать семь.
Набоков сдается всем ее строчкам без боя,
Его назовут педофилом, развратным совсем.
Гумберт ходит рядом, едва не плача.
Он кричит о любви, к юным и непорочным.
Он просит понять, что не может случиться иначе,
Что любовь его есть и существует точно.
Гумберт сидит у Набокова по левое плечо,
Лолита же рядом, почти стоя на столе.
Она склоняется мигом, и шепчет ему горячо:
«Ну же, автор, пиши, пиши обо мне».
И он пишет, зная, что его обвинят в пороке,
Будто сам он грешит и имеет на девочек вид.
Набоков пишет, едва умещается в сроки.
Лолита мертва. Но голос ее звенит.
Однажды ты забудешь все грехи,
И будет день предательски так мал…
Под вишнею в саду
Мои стихи
Читают люди
Так, как я читал.
Он нужен мне
Он нужен мне, как слепому его белая трость,
Как глоток кислорода идущему четко под воду,
Как случайный и главный в моем доме гость,
Как дурные сплетни нужны народу,
Как портреты держат один только гвоздь,
Меня держит он, и так год за годом.
Он стирает других, врывается, как буран,
Юн, растрепан, и снова он недоволен,
Он редко бывает пьян,
Еще реже бывает болен,
И хранит в себе океан,
И когда я не рядом он спокоен.
Он много курит, от ларингита голос сел,
Но мне нравится то, как он зажимает аккорды,
Как он может делать десяток дел,
Оставаться во всем ранимым, но твердым,
Как он еще, черт возьми, сойти с ума не сумел,
Но изранил себя, хоть и будучи гордым.
Он в музыке толк знает лучше, чем педагоги,
Он научил меня верно петь,
Но все равно растворился в итоге,
И обида его бьет сильнее, чем любая плеть,
И я бы прошла все его дороги,
Лишь бы уже ни о чем не жалеть.
Он
