в гости. В последствие она, должно быть, пожалела о своем необдуманном поступке, потому что тем вечером впечатлительный заморский красавчик предпочёл мои светлые кудри ее темным локонам. Я, наученная неудачным опытом с Забельским и Светланой, вовсе не намеревалась вероломно рвать с корнем свежий побег чужих отношений. Но Василиос прилип ко мне намертво, и моим вялым аргументам внимать отказался наотрез. В результате ушли мы все-таки вместе под злобный шёпот девчонок и смертоносные пули Катиных взглядов. Через две недели я взяла отпуск на работе и отправилась вместе с новым кавалером на его родину – солнечный остров Кипр. Мама с папой от подобного известия просто позеленели с ног до головы и слились по цвету со своими огородными питомцами. Собирая чемодан, я слышала хриплый папин стон из гостиной: «Моя дочь – валютная проститутка!» Мне показалось, что общее горе родителей даже как-то сблизило. Впервые за всю мою жизнь я увидела, как мама держит отца за руку. Подобная невиданная в нашей семье тактильность поразила меня до глубины души. Зато нарушившую неписаный устав дочь единогласно признали изгоем, гнилым яблоком, укатившимся в канаву от безупречной яблоньки. «Ну, и фиг с ним» пожала плечами блондинка. Кипр сбил меня с ног своими яркими, утыканными пальмами пейзажами, нежно изумрудной морской гладью, изумительно вкусной едой и шелковистым местным вином. В таком перевернутом состоянии я пробыла все отмеренные семь дней отдыха. Василиос неустанно забрасывал меня охапками комплиментов. Ему удалось растолкать дремавшую во мне годами красивую женщину. Не просто обычную, нормальную, как все… А красивую! Ведь до этого молодого киприота никто и никогда не почивал меня подобными лестными прилагательными. Большим максимумом того, что мне удалось выжать из Забельского, было «ты мне нравишься». А говорить о любви Денис считал такой же недостойной настоящего мужика слабостью, как, скажем, брить подмышки. Василиос же осыпал меня словестной нежностью с ног до головы каждый день с утра до вечера. И эта интенсивная терапия пошла мне на пользу. Я загорела, похорошела, поправилась на два килограмма в нужных местах и, кажется, даже начала постигать запрещенную родителями науку быть счастливой. Когда пришло время уезжать, я представила себе хмурые лица опозоренных отца с матерью, завистливые ухмылки соседей и коллег, глупые пыльные морды плюшевых игрушек, кислую мину начальника, и решение созрело моментально. «Как это не приедешь?» удивленно зашелестел в трубке мамин голос. «А работа? Ты что, Лиза! Так нельзя!» «Отныне я буду сама решать, что можно, а что нельзя. Пока, мама!» сказала за меня блондинка. Мне без труда удалось найти «работку» в туристическом бюро в Ларнаке, знаний русского и английского хватило с лихвой. Пылкие отношения с Василиосом протянулись еще месяц. Потом меня начали раздражать сотни бесконечных однообразных эсэмесок: «где ты, любовь моя?» «почему так долго?» «я сейчас