торопя ее жестом.
– Еще минуту, Хвет… – простонала названная Аврил. – Ноги совсем не держат.
– Если еще протелимся, эти уроды нас найдут, и твои ноги будут болтаться с ближайшей ветки. Дойдем до рощи, тогда заночуем. Здесь нельзя долго, – ответил названный Хветом, кивнув в сторону черной полосы за полем. – Давай руку!
Девушка, все время сжимавшая в правой нож, ловко перекинула его в левую и подалась всем телом вперед, вставая на ноги. Легкая и гибкая, она все же не удержалась и застонала от множества мелких ран, полученных на различных этапах непредвиденной экспедиции. Впрочем, могло быть гораздо хуже…
– Ну и ночка, блин! Подкараулить того ублюдка, пустила бы шкуру на ремни! У тебя все руки в крови. Сильно ранен?
– Не, в порядке все, – отмахнулся он, пытаясь не паниковать от одной мысли о странном месте посреди леса. От локтей до середины ладоней тянулось два тонких одинаковых пореза, будто кто-то провел по его рукам скальпелем.
Сзади с юбок у девушки свисал впившийся в складки дротик, пущенный кем-то из пращи. Парень нетерпеливо отцепил его, вырвав клок ткани, за что был награжден подзатыльником. От резкого движения она снова застонала. Под лопаткой кровоточила рана, питая расползшееся по блузе пятно.
Ее брат выглядел не лучше: лоб рассекала рана, и его лицо было блестящим и красным, как у гневного божества из китайской преисподней. Отличала только чуждая азиатам огненно-рыжая шевелюра и круглые, как у зайца, глаза – а так вылитый Чань-Пынь-Как-Его-Там-С-Бубном.
– Забудь о нем, – Хвет тянул девушку за собой. – Слушай: побежим быстро. Поняла? Тут как на ладони со всех сторон.
– Повезло Бандону, – прохрипел из колеи толстяк, прекратив пыхтеть и ругаться. То и другое было основными признаками его жизни, так что стоило заподозрить неладное, если что-то из этого прекращалось.
– Есть момент, – согласился невидимый персонаж в бурьяне, скрипя суставами.
Над травой выросла лысая, как булыжник, голова с большим родимым пятном, насаженная на сутулые костистые плечи. Мужчина привычным движением устранил изъян бесформенным париком, оставаясь сидеть в лопухах, как гигантский первобытный кузнечик.
– На хрена тебе парик, Гумбольдт? Сов пугать? И, как я уже много раз говорил, у тебя слишком длинное имя – даже для такой дылды. И слишком короткий отросток. Позорно короткий и уродливый, – толстяк перевернулся на спину и теперь лежал пузырем поперек дороги, имея с ней общий цвет.
– Хряк, он и есть хряк, – философично заметил обладатель парика, стянув его с головы и спрятав за пазуху, словно несчастливую летучую мышь. – Лишь в грязи ты обретаешь счастье и рассудок, мой сальный мудаковатый друг.
– Ну, вы, мудаковатые друзья, пошли! – раздраженно зашипел Хвет, дергая Гумбольдта за шиворот ветхой куртки. Воротник остался
