памяти), о которых я и думать забыл, а тут вот вдруг вспомнил и удивился: вот оно как было и как вдруг стало!.. Меня тянуло выйти на позиции дивизиона, побродить вокруг казармы, ведь столько лет прошло. Никого не спросясь, тихо вышел и увидел, что позиций нет: вместо задранных в небо ракет в ковыльной казахстанской степи стояли жилые дома, рядом какая-то промзона с заборами… И все это в такырном захолустье, на северо-восточной окраине полигона Тюра-Там (Байконур). Ни позиций, ни кабин с локаторами и ракетами на пусковых – ничего! Лишь одна караульная вышка неприкаянно торчала посреди степи, на которой я встретил свой 73-й дембельский год, охраняя склад ракет с ядерными боеголовками. Ракеты (или «изделия») покоились на полуприцепах в дюралевом ангаре, огромные сигары в наполненной серебристым сиянием коробке. На припорошенных пылью холках обтекателей БЧ я как-то пальцем вывел: «Нью-Йорк!», «Лондон!», «Токио!», – мечтая не о ядерном ударе, а о путешествиях в эти и многие другие части света с помощью единственного, бывшего в нашем распоряжении скорого и эффективного средства передвижения. Мои надписи продержались всю осень, пока какой-то нагрянувший с проверкой чин не обратил на них внимание и не взгрел дежурного офицера (не за надписи – за пыль).
Компьютер тренькнул – сообщение из Будапешта от Тибора Уйвари. От человека, едва меня не прострелившего. Армейский приятель дурачился с карабином, случайный выстрел, пуля ушла в кафель умывальника и рикошетом в дверь канцелярии, за которой мы с замполитом размалевывали очередной стенд для Ленинской комнаты, прошила дверь над моей головой и впилась в стену.
Спросил меня: «Помнишь, как мы смотрели старт лунника?»
Еще бы. Тибора разжаловали из сержантов, зато после ареста и губы назначили начальником банно-прачечного отдела. Когда бывал в полку, заходил к нему в баню, даже нарисовал табличку на дверь его кабинета: «Начальник БПО ефр. Тибор Уйвари». Он сфотографировался на фоне и послал домой фото с надписью: «Меня назначили начальником батареи противотанковых орудий». Юморной был венгр, антисоветчик, как они все – закарпатские мадьяры, намыливавшие пятки для прыжка через границу, но военкомат стоял как скала: сначала отслужи. В тот день лежали на тюках постиранного белья, слушали музыку и смотрели в окно чердака на стоящий на соседней площадке лунник с Луноходом-2 на борту. Старый катушечник тарахтел на полу, крутилась бобина с «Imagine». Навострив карандаши, мы следили за текстом песни «How Do You Sleep?», стараясь не пропустить фехтовальный выпад Джона («The only thing you done was Yesterday…» – Единственное, что сделал ты – это Yesterday), склока двух титанов с выворачиванием белья, разделившая фанов на два лагеря. Тибор был на стороне Пола, я же – Джона. Ну и учудили наши «Битлы» – объявили о разводе, рассорились и передрались. На коробке бобины наклеена черно-белая фотография с обложки альбома «Imagine»: Леннон держит за уши свинью, тем самым отвечая на обложку альбома Пола Маккартни «Ram», где тот держит за рога барана, – то есть обзывает друга свинтусом в
