style="font-size:15px;"> – Где её муж? Я сам с ним поговорю.
– Обещал вернуться вечером. Где-то здесь крутится её отец. Бери у него согласие, если всё так срочно. Хотя я, признаться, ни черта не понимаю!
Святогорский покачал головой, одарил Родина очень говорящим взглядом, который бы на раз считали Мальцева и Панин. И вышел из кабинета.
Он шёл по коридору обсервации к палате Лизы. И ему пришлось перейти на бег. Потому что раздались страшные вопли и к её палате понёсся персонал, обтекая шарахающихся перепуганных беременных и родильниц. Его верный анестезиологический чемодан был с ним. В палате уже были Оксана Анатольевна и Анастасия Евгеньевна. Они пытались успокоить Лизу – но куда там. Тут нужен был дюжий санитар или…
– Натрия оксибутират, – сказал Аркадий Петрович, вводя препарат.
И Лиза успокоилась «на игле».
Затем он смешал свой фирменный коктейль для комбинированной длительной внутривенной анестезии, ввёл его Лизе, отдавая распоряжение Оксане Анатольевне:
– Разворачивайся, Засоскина! Чем дольше ты тормозишь, – тем сильней медикаментозная депрессия плода. Неонатологи по головке за такое не погладят.
– Аркадий Петрович, что вы делаете?!
Заведующая обсервацией была растеряна не меньше своего мужа.
– Беру командование на себя, – он кивнул на кровавые потёки по стенам палаты. – Пока что нейролепсия. Затем – комбинированный эндотрахеальный наркоз. А затем – искусственная кома.
Тыдыбыр уже бежала в сторону родильно-операционного блока.
Тридцать две недели – вполне жизнеспособный плод. Особенно при нынешнем аппаратном и медикаментозном оснащении. Поцелуева с Разовой окончили операцию. Святогорский ввёл Лизу в медикаментозную кому. Муж и отец Лизы всё ещё не появлялись. Родин собрал всех у себя в кабинете. И он был мрачнее тучи. Он даже позволил себе кричать на Святогорского!
Аркадия Петровича, признаться, это совсем не напугало. Он попросил Родина набрать номер заместителя министра здравоохранения по материнству и детству Панина Семёна Ильича и включить громкую связь. Через несколько гудков Панин ответил – и все присутствующие, кроме Аркадия Петровича, поневоле чуть не взяли под козырёк.
– Сёма, привет! Святогорский.
– Здравствуй, Аркадий Петрович.
– Семён Ильич, я самовольно ввёл женщину в искусственную кому.
Панин взял совсем небольшую паузу.
– Уверен, ты это сделал не по желанию своей левой ноги.
– Семён Ильич, скажи мне… Даже не мне, а всем присутствующим при этом разговоре в кабинете у Родина олухам царя небесного, включая его самого, что такое сенестопатическая головная боль.
– Это головная боль, которой нет. Невозможно обнаружить её причину и источник. Абсолютно всё в норме. Но которая есть настолько, что – отвал башки.
– И чаще всего какой бывает эта головная боль?
– Аркаша, тебе заняться
