люди из Франции и сказали, что монахи в 6-й картине не действуют, не тянут, занимаются показухой.
– Премьер Италии сказал, что артисты забурели.
– Зажрались, формализм, не общаются… не по-живому…
Любимов: Володя, сегодня буду смотреть, острее тяни существо проблемы.
Артист: Ю.П.![20] Дак я ведь не репетировал, Славина[21] была больна, вы заняты очень… я уж сам кое-как.
Любимов: Тем более разговаривай за жизнь, в Брехте можно выплыть, только вскрывая социальную суть, жизнь – «а мне надо жить или нет», мы все-таки люди, что, нет?
Артист: Я понимаю, но я ни разу не репетировал.
Любимов: Да брось ты всю эту ахинею, система доведет вас до ручки, это уже анекдот, не верю я в эти периоды застольные, полгода репетируют, наживают, чего наживают?? Штаны просиживают, и ни черта не выходит… Надо пробовать сразу, выходить и делать, а не заниматься самокопанием… «Сейчас, сейчас я наживу, сейчас, сейчас», выходит, плачет настоящими слезами, упивается собой, а в зале ржут. И занимайтесь дикцией, почему я к вам так придирчив, разучились работать, балетные каждый день тренируются, он знает, я кручу 16, а ты только 15, а если я буду крутить 32 – я мастер, мне цены не будет. Артисты считают, что им не нужен тренаж, дескать, было бы самочувствие внутри, «выйду сейчас и дам, ух дам», и дает – смотреть противно, поэтому диалог неживой, ни спросить по-настоящему, ни поставить проблему. К чему я все это говорю: надо всегда на сцене дело делать, заниматься делом, а не показухой. Вот вчера в 6-й картине спросил правильно.
Артист: Вчера я не играл.
Любимов: Ну, значит, не вчера, раньше. И глаз должен быть в зал. Ну, так сказать, как бы вам сказать, вот кончается сцена, и вы не продолжаете ее, а так останавливаете и начинаете что-то свое, заранее заготовленные красочки, разыгрываете, не ведете сцену, не живете по-настоящему в ней, партнер играет, а вы в это время отдыхаете, пережидаете, вместо того чтобы искать свое поведение во время его действия. Сами не работаете, не развиваете роли, не освещаете.
– Ты скажи, что не понимаешь.
– Я сказал…
– Ну и что?
– Что?! «Бери острее, вмазывай в зал, тяни сквозное».
– Шутки гения.
17 февраля
Премии. Мне 100 рублей. Много. Завтра получу. Разговор, два, с Любимовым – отпустите сниматься…
– Как! Ну как, скажи, выводить тебя из репертуара я не буду! Ну как, скажи, освободить тебя, а репетировать, как я могу репетировать без тебя Маяковского, отменять репетицию?
– Ну, нет двух Маяковских и трех главных подонков, вы же не отменяете репетицию, более того, вы забываете, что их нет.
7–8 марта
Борьба за съемочные дни.
Ю.П.: «Мы дали ему квартиру – он должен сделать выводы».
Прием у французов. Вилар[22], Макс[23], пьяный Ефремов и ухаживающий за своим шефом, за своим «Де Голлем», – Козаков. Перед входом остановил милиционер:
– Вы не ошиблись, вы знаете, куда идете?
– Да,
Ю.П., Петрович, шеф – Юрий Петрович Любимов, главный режиссер Театра на Таганке (1964–1984 и снова с 1989), до этого актер Театра им. Евг. Вахтангова (1946–1963). В 1984 г. лишен гражданства СССР, в 1989 г. гражданство восстановлено.
Славина, Зинка – Зинаида Славина, актриса Театра на Таганке, исполнительница главных ролей Шен Те и Ниловны в спектаклях «Добрый человек из Сезуана» и «Мать».
Жан Вилар, знаменитый французский режиссер.
Макс Лион, французский журналист, аккредитованный в Москве.
